Она не могла больше сдерживаться и разрыдалась.

– Я-то стояла на лестнице, застыла, как вкопанная, – таращусь во все глаза, будто в цирке представление показывают. Зверюга ко мне – а Альберт Томкинс – на него. – Слёзы лились у неё из глаз. – Растерзал Альберта… В эту тварь словно дьявол вселился. Кровища хлестала…

Я подождал, пока она успокоится, и лишь потом спросил:

– А что произошло дальше?

– Дальше… – голос Генриетты стал ровным и каким-то отрешённым. – Дальше эта тварь выбила окно в баре и убежала на улицу…

В тот же миг сквозь гул толпы я различил иной звук. Несомненно, его расслышал не только я, потому что в запруженном людьми переулке вдруг наступила тишина, и все глаза устремились на двери конюшен, из-за которых и доносился этот звук.

Звук, от которого кровь стыла в жилах: ржание перепуганных лошадей – и душераздирающий хриплый волчий рёв. Даже самые дерзкие попятились назад.

Я велел Генриетте оставить у себя мой платок и направился к подходящей водосточной трубе.

С соседней крыши было гораздо удобнее наблюдать за творящимся хаосом. Пожарные и полицейские продирались сквозь толпу. Никто явно не имел представления, какие действия следует предпринять. Ни один не хотел входить первым. Деревянные двери конюшен были приоткрыты.

Оттуда раздавались пугающие звуки – все слышали это омерзительное крещендо. Взвизгивания лошадей и роптания загнанного в ловушку волка становились всё громче, всё жутче. Это было невыносимо – некоторые в толпе закрыли уши руками.

Внезапно пронзительный вопль ярости и безысходности прорезал воздух. Затем последовал оглушительный грохот – бах! – и большая, ладоней двадцать в высоту, ломовая лошадь вырвалась из конюшен и поскакала сквозь толпу. Случилась давка: перепуганное, растерзанное, истекающее кровью животное затоптало на своём пути нескольких пожарных и скрылось на Ремешковой улице.

Когда суматоха немного улеглась, все взгляды вновь обратились к дверям, теперь болтающимся на петлях. Внутри было темно и тихо, и тишина эта казалась ещё более жуткой, чем предшествовавшая ей какофония.

Все молчали. Никто и с места не сдвинулся.

Наконец, констебль, у которого был короткий карабин и фонарь, сделал шаг вперёд. Он вошёл первым. За ним последовало ещё несколько человек. Спустя мгновение многие смельчаки уже выбегали обратно и опрометью неслись к близлежащей канаве, чтобы выплеснуть туда содержимое своего желудка.

– Волка тут нет! – раздался голос изнутри.

Толпа заохала.

– В таком случае, где же он? – выкрикнул кто-то из толпы.

– Что с ним стало?

– Понятия не имею, – донёсся тот же голос. – Но тут его нет. Как сквозь землю провалился…

– Наверное, нашёл другой выход. Может, прорыл ход в полу? – предположил кто-то.

– Или вскарабкался наверх и ушёл по крышам?

Я знал, что это невозможно – если бы зверь оказался на крыше, я бы его заметил. Однако от такой догадки мне стало не по себе. Дрожа, я спустился на землю и вошёл в конюшни вместе с несколькими другими любопытствующими, у которых были крепкие желудки.

По сей день я жалею, что сделал это. Лучше бы я этого не видел никогда. Шесть великолепных упряжных лошадей были разорваны на куски в стойлах. При взгляде на скотобойню, в которую превратились старые Посольские конюшни, я почувствовал, как горькая желчь поднимается к горлу.

Внезапно из-за угла раздался голос:

– Сюда!

– Что там?

– Труп…

Я пошёл на голос, ступая по пропитанному кровью полу. Конечно, они нашли труп. Похоже, шея сломана, на виске – кровавый след от лошадиного копыта.

– Кто-нибудь знает, кто это? – спросил констебль.

Все стоявшие подле меня покачали головами. Но когда мерцающий свет факела упал на мёртвое тело и я увидел чёрные волосы, тонкую ниточку губ, нос картошкой, обожжённую кожу цвета клубники, – я понял, кто это.

Это была Скальди Саль.

К тому времени, как я проводил Генриетту, пребывавшую в состоянии, близком к истерике, в «Свиное Ухо», и помог ей прибраться – расставил по местам перевёрнутую мебель, вымел осколки посуды и даже помыл полы, под её неутихающие «благодарствую» и «да что бы я без тебя делала», – наступило утро.

Солнце уже поливало золотом крыши, когда я возвращался домой. Я был вымотан. Зверски вымотан. Я устало съехал по водостоку к своему окну.

Вот я и дома, у себя на чердаке. Ужасные события прошлой ночи… Кровожадное чудовище, хаос на улицах города и – беспощаднее всего! – устремлённый на меня взгляд мёртвой Скальди Саль. Всё это не могло быть правдой. Но внизу продавцы утренних газет уже выкрикивали заголовки первых полос, и слова их не оставляли сомнений в достоверности произошедшего:

Взбесившийся волк! Пять жертв ночного набега!

Я сбросил ботинки и забрался под одеяло. Одеяло это подарил мне капитан «Нефритового Дракона» – он заполучил его после одного поразительного столкновения с демоном в храме на Востоке…

Едва голова моя коснулась подушки, я заснул – мгновенно, как, бывает, гаснет спичка под внезапно начавшимся ливнем. Но сон не принёс желанного облегчения.

Что видел я во сне? Сверкающие жёлтые глаза, обнажённые острые клыки. Перегрызенное горло привратника. Я бежал по крышам, преследуемый целой стаей чёрных волков, их зловонное горячее дыхание уже обжигало мне шею, и тогда я в отчаянии спрыгнул в дымоход – это была последняя попытка спастись, я в жизни никогда не прыгал в дымоходы. Я летел вниз по трубе, в кромешной темноте, я падал, падал, и вот тоннель кончился – и надо мной взошло красное обожжённое лицо Скальди Саль…

И тогда я проснулся. Весь в поту от пережитого кошмара, запутавшийся в одеяле. Наверное, перевалило за полдень – яркие лучи пробивались в щель между ставнями и освещали моё захламлённое жилище.

– Это был всего лишь сон, – вслух произнёс я. – Всё позади.

Но кого я хотел обмануть. Я знал, что явь – страшнее сна, и что всей этой истории ещё далеко до конца!

Я выбрался из кровати, плеснул воды на лицо, оделся. Вчера из-за уличных бесчинств волка мне не удалось подглядеть за доктором Кадуоллэдером. Я тряхнул головой. Я понимал, что мне сейчас надлежит сделать. На сердце было тяжело.

Без лишних проволочек я помчался по крышам в контору Брэдстока и Клинка, вошёл в здание через открытое окно на четвёртом этаже, спустился по лестнице и постучал.

– Войдите! – ответили из-за двери. – Ах, это вы, Барнаби, – обрадовался мистер Брэдсток, увидев меня. – Входите-входите…