— Если бы вы были мужчиной...

— Если бы я была мужчиной, они все равно не последовали за мной. Я не тех кровей. Мои люди доверились Нериссе, ограниченные дураки. Линия, за которой будут следовать, — это линия потомков Константина.

Меньше всего Аканта напоминала революционерку. Никто бы не заподозрил о ее причастности к внутреннему кругу, который составил заговор свержения императрицы Нериссы и замены ее на принца Люция. И в том, что она — один из предыдущих контактов Исобель, который смог выжить, доказательство ее хитрости и изворотливости.

Мало кто осознавал, что провалившийся мятеж — не просто борьба между старыми аристократами Икарии и новыми. Многие желали расквитаться с императрицей — кто-то из-за власти, кто-то, как дама Аканта, считал, что правительница предала народ, когда заключила мирный договор с Видруном. Плата за мир заключалась в признании права Видруна править островом Анамур, что многими расценивалось как предательство.

Не имело никакого значения, что новоприбывшие оставили Анамур свыше трехсот лет тому назад. Для таких, как дама Аканта, остров до сих пор дом родной, а выходцы, оставшиеся на той земле, — члены семьи. И не важно, что анамурцы уже много лет живут независимо от своих собственных правителей. И что никто из этих псевдопатриотов не предпринял долгих поездок в Анамур, чтобы самим убедиться, насколько город изменился в их отсутствие. Факты не играли никакой роли, только идея об «острове — священном доме» заводила их. Они считали, что Нерисса — предательница, заслужившая только смерти.

Так по крайней мере заявляли фанатики. Исобель подозревала, что не все разделяют патриотический жар Аканты, им проще прикрывать истинные цели и намерения знаменами чести и долга, нежели признаваться, что речь идет об удовлетворении собственной жажды власти. В конце концов, сам Аитор начинал как придворный низшего звена, прежде чем провозгласил себя императором, а если он смог это сделать, то чем они хуже?

Если Флёрделис была знакома лишь с несколькими конспираторами, то дама Аканта знала их всех. И появись где-то хоть малейший шанс для нового восстания, ей бы об этом уж точно было известно. Подобный пессимизм аристократки не сулил ничего хорошего секретной миссии Исобель.

— О судьбе принца ничего не известно. Тело публично не выставляли. — Исобель понизила голос.

Дама Аканта покачала головой:

— Не выставляли, но все знают, что когда его вынесли из комнаты пыток, то закопали за городскими стенами. Мы даже хотели предпринять попытку откопать останки, однако охранники прослышали об этом и перезахоронили принца.

Глаза седдонийки расширились. Ей не хотелось знать, что планировалось сделать с телом бедного Люция.

— Мы могли бы найти кого-нибудь, кто смог сыграть его роль...

— Где мы найдем такого человека? На это согласится только полный идиот, ко проблема в том, что недоумку никогда не справиться и не завершить подобное представление с обманом. К тому же Люций имел черты старой аристократической линии, а сейчас осталось слишком мало чистокровок.

Исобель перенеслась в прошлое. Тогда лицо принца имело юношескую округлость, но на нем уже просматривались чеканные черты, которые украшали многие, теперь запрещенные старинные монеты. Если волосы еще можно осветлить, чтобы подобрать нужный оттенок темного блондина, то изменить цвет глаз невозможно.

К тому же внешнего сходства мало, самозванцу просто необходимо иметь образование, чтобы научиться манерам, которые Люцию передавались с самого детства.

Она постаралась представить, как выглядел бы принц сейчас, через пять лет. А потом картинка изменилась, пурпурная мантия поменялась на грубую рясу, острые черты составили резкий контраст с бритым черепом.

Неудивительно, что брат Никос так забеспокоился при упоминании смотрителя маяка. Даже тогда его черты лица показались Исобель странно знакомыми, но только теперь она увидела сходство.

— Есть по крайней мере один бастард по линии Константина, в Икарии, — задумчиво произнесла Исобель.

— Чушь, я бы о нем слышала. — Тем не менее дама Аканта казалась заинтригованной.

— Монах из Ученого Братства, — объяснила седдонийка. — Мне выпала удача встретить его, когда нас высадили на северных островах. Одень этого смотрителя маяка в шелковую мантию, дай волосам отрасти, и большинство поклянется, что он — оживший Константин. Или Люций, если речь идет о нашем случае.

Без сомнений, его выслали из Каристоса, чтобы держать в безопасности в столь беспокойные дни, когда все находятся под подозрением. Исобель стало любопытно, знал тот монах о своем происхождении? Или искренне верил, что он — безымянный бастард? Сколько поколений назад произошла опрометчивая связь? Аитор и его потомки правят последние сто лет. Если бы появился наследник мужского пола по линии Константина, пускай и ублюдок, наверняка кто-нибудь уже воспользовался бы этим родством.

Единственными законными детьми Константина являлись несчастные императрица Констанция и ее сестра, принцесса Каллиста. И все-таки есть шанс, что он или кто-то из праотцев дал начало ветви бастардов, от которых монах и унаследовал гибельные черты лица.

— Если только... — Дама Аканта замолчала, раздумывая над последствиями открытия Исобель, затем покачала головой: — Нет, Ученые Братья — ручные собачки Нериссы. Нельзя бросать им вызов.

Флёрделис кивнула. Брат Джосан представляет опасность для себя самого и для всех, кто к нему приблизится. Неудивительно, что его сослали так далеко от столицы.

— Лучше вернуться, прежде чем наше отсутствие сочтут подозрительным. Все, что мы можем сделать, это смотреть и ждать. Собирать информацию о сочувствующих и ждать подходящей возможности.

— Я терпела в течение периода времени, чуть ли не в два раза превышающего ваш возраст, милочка. И сейчас могу подождать еще немного, — ответила дама Аканта.

Наступила весна, но по утрам все еще было холодно. Часто приближение рассвета приносило с собой влажный туман, который окутывал остров, закрывая и небо, и море. В такие дни Джосан заводил механизм, приводивший в движение латунный колокол, использовавшийся для предупреждения кораблей, пока утреннее солнце не разгонит завесу. Колокол был гениальным изобретением, тем не менее требовал постоянного присмотра и нуждался в ежечасной подзаводке.

Брат Никос прислал тонкий том рассказов путешественника, включавший раннее известное описание береговой линии. Джосан пытался заставить себя читать помедленнее, не более трех страниц в день, чтобы максимально продлить удовольствие, но как ни старался, уже прочел книжицу дважды и хотел начать в третий. На сей раз он решил сделать несколько набросков каждого вида, описанного путешественником. Впрочем, занятие это пришлось отложить, пока не спадет туман. Целую неделю монах проводил ночь за обычными делами, а каждое утро налаживал колокол. В некоторые дни дымка не рассеивалась до полудня, а вчера исчезла только с наступлением сумерек. Тело Джосана истосковалось по сну, хотя он и приготовился к худшему: провести еще одну долгую ночь в башне. Утешением служило то, что такая погода не будет стоять целую вечность. Скоро наступит лето и принесет светлые спокойные деньки, и тогда он, наконец, получит отдых, которого так долго ждал.