– По пятнадцать миллионов.

– Ты дискредитировал Россию, – резюмировал президент, отбросив никчемный этикет.

– Долларов, а не евро. По пятнадцать миллионов долларов я заплатил. Не так уж и много. Это хорошая цена, – никак не желал признавать поражение Миляш, но президент не слушал его жалкие оправдания.

– Такие, как ты, позорят страну! Разработана серьезнейшая программа по восстановлению пошатнувшегося авторитета Сталина. Фильмы, лекции, книги… Новый школьный курс. Нам надо еще больше укреплять вертикаль власти, прекратить очернять историю. Это была важнейшая стратегическая задача второго срока. Нужно делать из граждан патриотов. А тут ты…

– Я… Извините, конечно, если не вполне оправдал, но… я готов… можно исправить… – трепетал Алексей Парисович.

– Нет, ни к чему ты не готов! – бушевал президент впервые за свой первый срок. – У тебя теперь один выход.

– Самоубийство?

– Дубина! Все – отставка тебе. Послом поедешь…

– Куда? – Миляш ужаснулся исполнению своей догадки даже больше, чем перспективе покончить карьеру суицидом.

– Ты поедешь в страшное место!

– В Африку?

– Африка – слишком мягкое наказание. Украина! Там тебе напомнят, как ты трубу им перекрывал.

– Нет!! – возрыдал Алексей Парисович и пал на колени. – Не будьте так жестоки!

Но ад уже закрыл свои двери за этим несчастным.

Утихли мольбы, выветрились слезы – скупые чиновничьи слезы отчаяния, и разжалованного отвели к врачу. Давление, печень – все мгновенно забарахлило. Впрочем, и президент разволновался. Его таким никогда не видели. И не слышали. Слышно было даже в приемной. Вице-премьер Зубов сам, конечно, у замочной скважины не дежурил, но ему быстренько донесли. Он дунул в кулак, сымитировав старый добрый пионерский горн, под звуки которого осуществлял первые карьерные шаги. Потом Зубов попросил секретаршу принести крепкую сигару и капуччино, сам набрал номер и излил переполнявший его восторг:

– Приветствую, это Зубов. Вы роскошны… Нет, что вы, не только как женщина, но и как агент. Мата Хари просто школьница из кружка «Умелые руки»… Это он так надышался газом? Нет, не верю, скромничаете… Это вы его обольстили, вот он и потерял голову… Президент визжал, газовое ничтожество послано в отставку, теперь мы рулим… Отлично, продолжайте разработку в том же направлении. Целую, если позволите…

Зубов задымил сигарой и мечтательно проследил за ускользающим дымом. Обычные люди смотрят на дым и думают об эфемерности жизни, которая так же тает и растворяется, причудливо закручиваясь в начальной стадии своего пути наверх, чтобы потерять всякое своеобразие и подобие формы в конечной фазе своего короткого бытия. Но Зубов не был обычным человеком, он был полновесным баловнем судьбы, поэтому его мысли приняли принципиально иной оборот. Настолько энергичный и угрожающий для обывателя, что сказочник (а кто ж, по-вашем, вам все это рассказывает?) не решается передать даже намеками их содержание. Так и должно быть! Мысли сильных мира сего – запретная зона.

С мыслями Бориса, тоже затягивавшегося в это же время (правда, травкой), все значительно проще. Он тосковал. Тосковал и боялся. Вот он, казалось бы, снова обрел жизненный плацдарм, направив свой азарт в русло умеренности. Борис осознанно устроил дебоши в ближайших казино и с удовлетворением получил «черную метку». Перешел на тотализатор, ставил на амбициозных аутсайдеров, но крайне умеренно. В основном выигрывал, из-за чего повысил самооценку. Еще пара месяцев такого консервативного бытия, и наверняка возникла бы идея обзавестись недвижимостью. А там, глядишь, и семья приплюсовалась бы. Но…

Кайлин строго велел исполнить важную миссию. Смертельно опасную. Завтра утром Борис с тремя пересадками отправляется на Ближний Восток. Половину пути он проведет с завязанными глазами. И нет гарантий, что по прибытии сможет их открыть и вновь взглянуть на белый свет, отражающийся с удвоенной силой от песков пустыни.

После контактов с несколькими посредниками возникла договоренность о передаче для нужд New wave футболки Усамы бен Ладена. Футболки «Арсенала», в которой террорист номер один в былые годы ходил на «Хайбери». Кто-то из его ближайших соратников за три миллиона долларов обещал украсть любимую носильную вещь предводителя джихада. В ней Усама – так по крайней мере божился алчный предатель – делал все свои заявления для западного мира. Сверху арабская одежда, а под ней – форма «Арсенала». На фарт!

Борис не видел причин, по которым его должны оставить в живых после того, как он передаст деньги. Пытался убедить себя, но пальцы не загибались, чтобы вести подсчет аргументов. Не слушались – одеревенели. Не исключено, что он слишком перекурил. Тогда технический директор Матча эры решил смириться и положиться на милость высших сил. И чтобы умилостивить эти самые высшие силы, задумался о необходимости сделать напоследок что-нибудь красивое и духовное. Завещание! Сверкнуть благородством из пучины поглощающей его Леты. Кто знает, может, и вечная жизнь имеется в одном из параллельных измерений. Как Интернет, который в принципе существовал всегда, – просто его не могли наладить. Борис стал сентиментален под клубами дыма. Потому что только сентиментальные люди задумываются о вечной жизни.

Он обладал некоторым достатком, но, конечно, не таким, чтобы серьезно изменить чье-то имущественное положение. Просто так – сделать эффектный жест, исполненный благородства! Да, это возможно. И не более… После всех буйств от дедушкиного наследства оставалось меньше сорока тысяч евро на счету и около десятки болталось на депозите в букмекерской конторе Bet&Win. Еще имелись акции New wave, но с ними запутанная ситуация, и Кайлин их наверняка зажмет.

Родителей Борис сразу отмел как адресатов своего духовного месседжа. У них все в полном порядке: дом во Франции, квартира в Лондоне. Шикуют! Отец осенью выставил его за дверь, когда он приехал к ним на отдых в Монако и попросил в долг. Они не заслуживают. В конце концов, любой жлоб и подонок завещает добро своим предкам – Борис не желал идти тривиальным путем. Все остальные родственники тоже никак не попадали под категорию нуждающихся. Нужно найти оригинальное решение – требовался более возвышенный объект для его величественного предсмертного поступка.

Оставить деньги благотворительной организации из Европы – пошло. У них этих денег, сколько бацилл в капле воды, – никто не заметит и не оценит его скромную жертву. На могилу уж точно не придут помянуть. В России любой уважающий себя фонд эти деньги распилит или пропьет. Впрочем, сейчас на эти гроши в Москве не закатишь даже банкет нормальный в ознаменование начала деятельности фонда. Так что этот вариант тоже отпадает. Но Борис не сдавался, потому что интуитивно понимал – самое несчастное сосредоточено все-таки на родине, а следовательно, именно в том далеком краю следует искать успокоение для своей страждущей души.