Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут Борис посокрушался, что проблема решилась бы просто, если бы у него были дети. Хотя бы внебрачные. Но и такими он не сумел обзавестись в микроскопических паузах между казино, расслабляющими курортами и лежанием на диване. Стало жалко себя. До слез. Потом он переключил свой плач на детей. На русских детишек, которых бросили никчемные родители. Вот им – все им. Нужно завещать депозит детскому дому!! Эта очевидная идея почему-то раньше не приходила на ум. Оставалось только найти подходящий нуждающийся дом. Он должен быть в Москве, потому что за пределами Москвы воспитатели точно все растащат, а в столице хоть какой-то порядок. В поисковой системе первым выскочил дом номер 18. У Бориса номер не вызвал отторжения – сойдет…
Он написал краткое завещание, отправил его юристу на регистрацию, лег со спокойным сердцем на ковровое покрытие для послеобеденного отдыха и подложил под ноги вакуумный контейнер, в котором должна была транспортироваться футболка бен Ладена. Абсолютно изолированно от внешнего мира, чтобы ее не заряжали посторонние энергетические вибрации. Сон не приходил. Мозг трепетал и выдавал безрадостные, но патетические картины…
Посреди пустыни он стоит на коленях. Глаза завязаны черным платком. Мусульмане с перекошенными от злобы зубами агрессивными жестами требуют, чтобы он отрекся от своей веры. Борис, конечно, не знает ни одного христианского догмата, но скрывает это и оказывается стоек в православии. Тогда ему развязывают глаза – он жмурится от садистских лучей солнца. А душегубы, чтобы моментально сломить его волю, размахивают у него перед носом хищным ятаганом. Сталь прижимается к горлу. В последний раз террористы предлагают ему религиозный компромисс в обмен на жизнь. Но он с доброжелательной улыбкой (полной любви к падшим существам) отказывается. Кровь заливает песок.
Убийц через несколько дней задерживает Интерпол. Подорвались на крупной партии наркоты. Они трусливо каются, чтобы сохранить свои ничтожные жизни. Кто-то вспоминает, очерняя другого, как казнили русского праведника. Обнаруживается завещание Бориса в пользу детского дома номер 18. Его добродетель, таким образом, не нуждается в проверках. Церковь начинает масштабную кампанию за канонизацию мученика. Прах, вернее, мощи Бориса обнаруживают и переносят из пустыни на поклонение в храм Христа Спасителя. Еще живой святой даже настроил фантазию на пение гимнов в свою честь и снова пролил обильные слезы. Растрогавшись, забил косячок. Какой тут сон! Яркие образы совершенно разогнали сон. Но, докурив, почувствовал, что не только собственная праведническая смерть расшалила эмоции. Кое-что еще теребило его внутренний мир.
Борис не стал себя сдерживать, подошел к компу, ввел пароль на депозите и загрузил пять тысяч евро на победу «Норвича» в кубке Лиги против «МЮ». Коэффициент – запредельный! За десятку взял «Норвич». Раз уж депозит ему фактически не принадлежит, то Борис имеет право на вольность необычайную. А главное, он обнаружил в себе привычную склонность к авантюрным решениям. Только в данном случае он практически ничем не рисковал. Поражение он примет за гробом с абсолютным безразличием. Ему от него ни тепло, ни холодно. По факту он все завещал детям, а что там потом произошло с деньгами – не его проблемы. Важно намерение, а оно было исключительно благородным.
А если «Норвич» сотворит сенсацию… Получается, что Бориса в тот вечер уже не будет в живых, но ставка «доедет» после его красивой гибели, и депозит пополнится на пятьдесят тысяч евро Уже мертвый, он озолотит московских детишек, что только добавит его образу святости. Только святому может так повезти. Только по молитве святого безнадежный аутсайдер способен на такие героические результаты! И тут Борис заснул. Малыши из детского дома номер 18 тоже отдыхали в своих постельках и даже не подозревали, что их ближайшее будущее как-то связано с «Норвичем» и исламскими фундаменталистами. Мир взрослых – сплошной абсурд!
Неосознанная необходимость для любого человека – попасть в какое-нибудь сообщество. Желательно подходящее по интересам, мировоззрению и настроению. Не так уж важно, каковы его конечные цели и задачи, методы и технологии – важно, пусть и иллюзорно, приобщаться к чему-то более глобальному, чем собственная персона. И в то же время хоть чуточку похожему! Поэтому униформу, значки, одинаковые футболки и бейсболки еще никто не отменял. Общество анонимных трудоголиков, коммунисты седьмого дня, марш безопасных, писатели Рублевского шоссе – все это красивые вывески, за которыми хочется спрятаться от собственной ничтожности и уязвимости.
Безусловно, и место работы тоже способно дать уверенность в себе, в особенности если это крупный бренд, солидная корпорация. С социальными гарантиями, концертами по поводу юбилеев, службой безопасности и (обязательно!) красивым логотипом. А в Японии еще и с корпоративным кладбищем. Поиск той сказочной толпы, в которой острый локоть соседа не только причиняет физическую боль в боку, но и способствует обретению гармонии и примирению с окружающей действительностью, – этот поиск и есть борьба за счастье, о которой размышляют философы под сенью деревьев в публичных парках. И горе человеку, если в одиночестве, упрямо и целеустремленно доказывая свою правоту, он не желает принадлежать партиям и объединениям, а тем паче ставит истину выше коллектива. Его участь – свалка истории… Delete его ко всем чертям!
Борис совершенно неожиданно для себя вступил в новое сообщество сразу по прибытии в аэропорт Женевы. И не в простое сообщество, а в элитное. Он сел попить кофе, и рядом с ним оказался господин с точно таким же, как у него, вакуумным бронированным кейсом от «Gehrer». Борис знал, сколько стоит этот агрегат, сколько их выпущено и зачем они нужны – следовательно, немедленно зауважал случайного соседа. Тот, конечно, тоже проникся значимостью такой внезапной встречи и подсел к Борису. Обменялись Skype-визитками.
Одет Голан – крупнейший в мире торговец артефактами. Борис представился внуком выдающегося ученого.
Голан пригласил в свой антикварный магазин. Борис пообещал ему сеанс в комнате эйфорических ароматов New wave.
Голан намекнул на то, что у него есть один весьма древний манускрипт. Борис вежливо отказался и продемонстрировал свой список персон для Матча эры – нет ли чего из их барахла?
У Голана вещей этих достойных мужей в ассортименте не оказалось. «Слабак», – не сказал ему правду Борис. И разочарованно допил кофе.
Пожали руки, чуть не перепутали кейсы, но Борис карманным пультом немедленно идентифицировал подмену, и они, поощрительно смеясь, вернулись к нулевому варианту.
Впрочем, Борис Акулин – глава группы захвата, снаряженной Шишаковым, – этого не заметил. Зато заметил, что вокруг парочки с кейсами барражирует группа заинтересованных товарищей, которые зевали, чесали затылки, набивали эсэмэски, завязывали шнурки, задумывались о чем-то важном у колонн – в общем, прикладывали массу тщетных усилий для того, чтобы выглядеть безразличными.
Этот детский театр имени Дурова Акулин сразу признал за охрану, но она повела себя совершенно не по-охраннически после того, как Голан проследовал в зал ожидания, а Борис на посадку. Охрана растворилась в окружающей общественности. Будочников возвратился уязвленный и смущенный. И еще потный. Бежал, но те, видимо, помобильнее были или ушли от его слежки дверями для сотрудников аэропорта. Впрочем, от габаритного Будочникова увернуться действительно не сложнее, чем ушлому спаму от защиты ламера.