Мирзоев ничего не ответил на мое предложение, просто просканировал меня своим пронизывающим взглядом и отправил сообщить новость маме. Но сказать ей о том, что мой «парень» оплачивает нам операцию, я не могла. Мама ведь не дура, сразу поймет, что что-то не так.

Вхожу в палату, где брат под воздействием обезболивающих чувствует себя терпимее, и успокаиваю его тем, что всё будет хорошо и скоро все его мучения закончатся.

– Я боюсь, Ник, – тянет он, когда я говорю ему про операцию.

– Чего это, глупый? Ты просто заснешь и проснешься здоровым, – убираю я волосы с его лба. – Конечно, тебе предстоит физиотерапия, но ты сможешь сначала встать на ноги, а потом и ходить. Вот увидишь, Сашка, жизнь полностью изменится…

– А откуда деньги? – не по-детски серьезно спрашивает он.

– Мои друзья помогли, – рассказываю я ту же байку, что и маме. – Позвонили знакомому, когда узнали, что ты в больнице, и он всё организовал.

– Правда?

– Ага, – уверенно киваю я. – А теперь отдыхай, скоро мы поедем в частную клинику, мама поехала за оставшимися дома файлами.

* * *

– Ты можешь сделать так, чтобы мама думала, что мы прошли по квоте? – прошу я Халида, когда позже он садится рядом со мной на скамью в коридоре.

– Я уже позаботился об этом, – говорит Мирзоев.

Его холодность удивляет, учитывая то, что он получил, что хотел. Где радость и чувство одержанной победы?

– Спасибо, – благодарю его, не зная, что еще сказать. Мне самой не верится в то, что я предложила ему секс за деньги он согласился. Кто платит миллион за ночь с девушкой? Хотя вопрос не в одной ночи, конечно, я ведь продала себя в бессрочное рабство.

Теперь только Халид решает, когда я стану свободной.

Но всё же странно, что он готов платить девушке за внимание. За ним ведь чуть ли не весь универ бегает! Красавец, спортсмен, еще и богат, естественно, всё это не оставляет равнодушным женскую половину нашего учебного заведения.

– Я попросил отца повлиять на скорость диагностики и провести операцию как можно быстрее. У него в клинике лучшие специалисты, так что можешь не волноваться, – всё тем же бесстрастным тоном продолжает он, вызывая во мне волну облегчения.

– Отцу? – не сразу догоняю я. – Что ты ему сказал?

– Что моему другу требуется помощь, – коротко отвечает он.

– И он не против, что ты готов выложить такую сумму на помощь другу, которого он даже не знает? – удивляюсь я.

– Мой отец всегда выполняет мои просьбы.

– А мама? – невольно вырывается у меня. Я почему-то никогда не задумывалась о его жизни вне стен универа.

– Ее нет, – внезапно становясь жестким, отрезает он.

– Мне очень жаль…

– Закрыли тему, – чеканит он. – Пошли завтракать, тебя всё равно не пустят на скорой. Поедим и отправимся следом, – встает он и тянет меня за руку.

– Но…

– Никаких но, Губастая, начинай слушаться и исполнять свою часть уговора.

Ника

Спустя две недели

– Обязательно мне пишите! Шлите побольше фотографий, буду очень скучать! – обнимаю маму и брата, провожая их в шикарный элитный санаторий, куда после операции отправляют брата для восстановления. Так посоветовали врачи.

– Дочка, ты ничего не хочешь мне сказать? – улучив минутку, допытывается мама. Подозрения ее только усиливаются, хотя моя легенда о квоте и помощи друзей вполне правдоподобная. Просто я не умею врать. И мама видит, что дело нечисто. Но я держу лицо, потому что не имею права ее добивать, она не должна знать, на какое дно скатилась ее дочь.

Пусть занимается Сашкой. Вот что действительно важно.

Провожаю их в вагон и потом иду по перрону за отъезжающим поездом, брат машет мне в окно, улыбается счастливой улыбкой.

Она стоит всех денег, которых потребовала. Всех моих жертв.

Операция прошла успешно. Еще бы. Лучшие врачи, дорогой уход, шикарная палата и обслуживание. Всё по высшим стандартам, не как для обычных людей, а как для богатеев. За деньги, выходит, можно купить здоровье.

И девственность.

С трепетом выхожу с территории железнодорожного вокзала и иду в сторону стоянки, где поджидает Халид. Сажусь к нему в машину, пальцы дрожат, зубы отбивают чечетку, в меня пробрался мороз, нервы вызвали физическую реакцию, которую я не могу контролировать.

Настал час икс. Как я ни пыталась его оттянуть, ничего не вышло.

Мои уехали, и теперь я абсолютно свободна и должна расплатиться за полученный миллион.

– Всё нормально?

– Да, посадила своих на поезд. Куда мы поедем?

– А куда ты хочешь?

Выпускаю из себя тяжелый вздох. Его присутствие на меня давит. Не могу представить, что мы поедем куда-то и… Нет. Зажмуриваюсь, чтобы спрятаться от реальности, но это глупо. Ни с кем еще не прокатывал такой фокус.

– Может, в отель? Или к тебе домой? – предлагаю, не зная, где он предпочитает спать со своими временными игрушками.

Странным образом мои слова его не радуют. Не понимаю этого парня. Просто закрытая книга. Он же добился, чего хотел. Почему ведет себя не так, как я ожидала? Где пошлые намеки, грязные обещания и приставания?

Где, в конце концов, радость от победы?

Он ничего такого не демонстрировал в последние дни, лишь возил в университет и обратно, в больницу, помогал оформлять документы, покупал еду… Это вовсе не похоже на образ озабоченного сталкера, который я себе нарисовала.

Что за игру он ведет, черт побери? Думает, я буду ласковее в постели, если он помимо денег окажет мне показное сочувствие?

– Ты выглядишь измученной, свалишься спать, судя по виду, – отмечает, заводя мотор. – Поспи, пока мы едем.

– Спасибо за заботу, – язвлю, не собираясь идти на поводу.

Вот еще. Буду я еще делать то, что он говорит. Хватает и того, что я в его полном подчинении.

Просто отворачиваюсь в сторону от него и бездумно гляжу в окно.

Окна домов, мимо которых мы проносимся, мелькают перед глазами и начинают расплываться…

– Ника, – зовет меня кто-то, а потом этот кто-то берет меня на руки.

– Халид? – спросонья не могу понять, что происходит, но машинально обнимаю его за шею, чтобы удержаться.

– А ты кого-то другого ожидала увидеть? – стальной голос нервирует.

– Почему у тебя вечно такое плохое настроение? – задаю вопрос не подумав. Меня просто бесит его поведение и таинственность. – Это что? От воздержания?

Халид останавливается на месте и смотрит на меня испепеляющим взглядом.