Определившись с критериями поисков, она вскоре выбрала дом в Новом Палермо, где цены были пока еще доступными, но перспективы и прогнозы уже предвещали их бурный рост. Дом был старинный, с красивой лепниной на фасаде, построенный в аргентинском стиле чоризо, с внутренним двориком, патио, куда выходили все комнаты. Как в советских коммуналках, семьи иммигрантов в таких домах занимали по комнате, а после работы все собирались на патио, слушали музыку, танцевали, пили вино или мате.

Нынешнее печальное состояние некогда великолепного особняка отражало состояние всей страны, пребывавшей в экономическом, политическом и моральном упадке: от былого великолепия Аргентины, входившей в десятку богатейших стран мира в прошлом веке и резко деградировавшей в этом, осталось мало чего. В доме протекали все трубы, краска с потолков свисала спиралями, а стены были сырыми и серыми от плесени. Но Рикарда уже видела внутренним взором цвета, которыми она раскрасит многочисленные комнаты, новую мозаичную плитку в ванных комнатах, отреставрированные старинные зеркала и колонны… Она представляла будущих жильцов, таких же, как и она, увлеченных танго людей, танцующих на патио с гранитным полом в черно-белую клетку, как когда-то танцевали прежние обитатели дома по вечерам.

Решение было принято, и Рикарда с деловой прижимистостью, захватив деньги для внесения задатка, пришла в агентство недвижимости с оскорбительно низким предложением цены за дом. Сотрудник агентства, проделанная работа которого заключалась в том, что он ей этот дом показал, теперь был убежден, что получит причитающееся ему по праву вознаграждение за это единоразовое действие, которое его отвлекло, видимо, от других немаловажных дел, был возмущен; хозяин агентства – тоже. Бурно жестикулируя, на повышенных тонах они стали говорить, что не примут задаток, чтобы не обидеть хозяина дома, рассказывали, что у них целый список желающих, что им целыми днями звонят заинтересованные покупатели. Рикарда выслушала эмоциональных продавцов спокойно и повторила свое предложение точь-в-точь таким, каким его сделала в первый раз. Все началось заново, оба аргентинцы тараторили одновременно, объясняя ей, не разбирающейся в рынке и бизнесе иностранке, что она должна повысить цену, что хозяин дома даже не будет с ними разговаривать, если они передадут ему это унизительное предложение. Рикарда их не перебивала, сидела с немного скучающим видом, а когда все аргументы были высказаны, приподнялась со стула и произнесла:

– Ну, я пошла тогда. Раз хозяин дома не торопится продать его… – Она покрутила в руках конверт с задатком и полувопросительно, полуутвердительно добавила: – Если он все-таки решится… Давайте так, я оставляю задаток, вы даете мне расписку, а он пусть подумает.

Рикарда говорила почти без акцента, только слегка картавила, но сейчас понимала далеко не все из быстрых и эмоциональных возражений своих оппонентов по торгу. Она действовала так, как ее научил Педро, который отрепетировал с ней предстоящую сцену и предугадал все до мельчайших подробностей. Ей бы самой и в голову не пришло сбросить более двадцати процентов, почти что четверть цены. Но Педро ее убеждал, причем так же горячо, как сейчас упирались риелторы, что именно так и надо, а не то ее разведут как иностранку, а она им сразу должна дать понять, что ничего у них не выйдет. Рикарде казалось это диким, но Педро внушал доверие: он работал в автомобильном салоне «Рено» старшим продавцом. Он искренне хотел помочь ей, и роль куратора гринги[12], как здесь часто называли Рикарду, ему явно нравилась.

– При всем уважении… сеньорита Рикарда, это невозможно. Владелец дома выгонит меня, если я передам ему ваше предложение, – сбавив обороты, сказал хозяин агентства. – Дом и так был уценен, ему цена настоящая – в два раза больше… Эх, да вы вообще знаете, сколько этот дом стоил еще полтора года назад? Вы же из Европы, да? Вот сколько бы он стоил в Европе? А-а-а, понимаю, понимаю, поэтому вы здесь, и очень правильно. Еще бы! Такая уникальная возможность… Но вы действительно можете ее упустить из-за каких-то двадцати с небольшим тысяч… вы потом пожалеете…

«Если бы смуглые лица могли краснеть, то лицо у него должно было стать цвета весенней черешни, продающейся на каждом углу в Буэнос-Айресе», – подумала Рикарда и уже более решительно направилась к двери, чтобы выйти на улицу, вдохнуть свежего воздуха и купить этой самой черешни, которой ей вдруг ужасно захотелось.

Уже дотронувшись рукой до латунной ручки, она спиной почувствовала, что одержала пусть маленькую, но победу.

– Давайте ваши деньги, сеньорита Рикарда, подписывайте вот здесь, – вздохнул хозяин агентства. – Я попытаюсь сделать все, что в моих силах, чтобы вам помочь, но ничего не гарантирую…

Внеся задаток и зарезервировав таким образом дом и свои права на дальнейший торг, Рикарда пошла по брусчатке Палермо в направлении к дому, чтобы еще раз взглянуть на него и запастись необходимым энтузиазмом для последующих маневров, возможно еще более изнурительных, чем сегодняшняя битва. Она остановилась на противоположной стороне тротуара и уже по-хозяйски стала оглядывать дом глазами будущей собственницы. Что-то ей показалось странным. Она знала, что в доме уже некоторое время никто не жил, чем отчасти и объяснялось его удручающее состояние; хозяева переехали за город, на какое-то время сдали дом в аренду и получили обратно растерзанным и неухоженным, ждущим любви и заботы, которые готова была дать Рикарда. Однако похоже было, что внутри шла какая-то жизнь… В щелочках ставней мелькали тени и слышался детский плач.

«Что за чертовщина? Родственники хозяев, что ли, нагрянули?» – подумала Рикарда и, постояв еще немного, увидела смуглого молодого парня, явно не аргентинского происхождения, постучавшегося в дверь. Ему открыла молодая женщина, тоже смуглая, с круглым лицом и прямыми черными волосами, собранными в хвост. Вытянув шею, Рикарда увидела бегающих по патио детей. «Ну, точно, родственники, похоже, с севера Аргентины», – поняла хорошо осведомленная в демографии страны Рикарда. Жители северных провинций в большинстве своем были потомками уцелевших после кровавой резни индейцев времен испанской оккупации, которые, отступая на север, в Боливию, осели где-то в горных районах Аргентины. «А может быть, это рабочие? Может, хозяин все же решил сделать косметический ремонт, чтобы потом поднять цену?» – забеспокоилась Рикарда. Меньше всего ей хотелось платить лишнее за халтурно запаянные свинцовые трубы, которые так или иначе придется поменять.

Она запаслась терпением и решила не звонить первой риелторам на следующий же день, ведь она им сказала, что этот дом всего лишь один из интересующих ее вариантов, с которого она решила начать.

Из агентства ей позвонили только через три дня.

– Как вы поживаете, сеньорита Рикарда? Наслаждаетесь погодой? Да, необычайно теплая весна в этом году, – замурлыкал в телефоне голос брюнета из риелторской фирмы. – А у меня для вас две новости… хорошая и плохая, с какой начинать?

– Давайте с хорошей, – улыбнулась про себя Рикарда. Была бы она аргентинкой, непременно сказала бы, чтобы начинал с плохой, и, даже если последующая оказалась бы сногсшибательной, продолжала бы сокрушаться по поводу первой, плохой. Когда же аргентинцам сообщают хорошую новость, а потом плохую, то они говорят, что собеседник просто хотел подсластить пилюлю. За годы поездок в страну готана, как она любила называть Аргентину, Рикарда достаточно хорошо изучила своих будущих сограждан.