– А вы примете мои извинения? – ответил Джеймс вопросом на вопрос. – Примете и поверите им? Вряд ли. Сейчас вы меня считаете беспринципным лгуном. Значит, извиняясь, я снова могу солгать. Вы не получите никакого удовольствия от моих извинений, а потому сразу я не стану их приносить. Отложим это, Роуз, согласны? Когда вы снова сможете доверять мне, я извинюсь перед вами так, что вы не будете сомневаться: я действительно сожалею.

– Доверять? Вам? – произнесла она с плохо скрываемым презрением. – О чем вы говорите, кузен? Я не собираюсь искать пути, которые вновь приведут к доверию. Да и не настолько я вам верила.

– Вы меня обманываете сейчас, – сказал Джеймс и улыбнулся.

– Я думала, вы мой друг, – тихо произнесла Роуз, – но теперь с этим покончено.

Он помрачнел, собирался что-то сказать, и в этот миг мир вокруг вспыхнул.

«Когда отправляешься в путь впервые, «опасность» – это слово из романов, слово, которое обычно произносят, если на балу на тебя положил глаз известный повеса. Вот это кажется опасным, о да! Испорченная репутация, возможно, нежеланный брак… Но что на самом деле мы знаем об опасности – мы, женщины, озабоченные выбором утреннего платья и выбирающие между антверпенскими и брюггскими кружевами? Что знаем мы о том, как холодно становится, когда смерть проходит близко? Возможно, не твоя собственная, чужая, но и этого достаточно, чтобы понять: недооценивать опасности большого мира, простирающегося за стенами бальных залов и фамильных особняков, не следует. Пока ты смеешься и шутишь, смерть непрерывно смотрит на тебя».

Роуз оглохла и ослепла, уши словно забили бархатом, во рту ощущался гадкий привкус, и где она находится – трудно было понять. Страшная тяжесть прижимала ее к земле, казалось, вздохнуть невозможно. Роуз застонала, попыталась пошевелиться и несколько раз моргнула – и поняла, что ее буквально вжимают лицом в каменную плитку. Требовался воздух, много воздуха, немедленно. Роуз попыталась повернуть голову и наткнулась взглядом на мужскую руку. Вот и понятно, откуда тяжесть: сверху лежит какое-то… тело?! Рука не шевелилась, и непонятно, мертв лежащий сверху мужчина или жив. Белый рукав… Господи, это же Джеймс!!

Роуз дернулась и захрипела, пытаясь произнести хоть слово, и тут же закашлялась. Рука Джеймса шевельнулась, но сказал он что-нибудь или нет, неясно: Роуз по-прежнему ничего не слышала, кроме противного звона, от которого кружилась голова. Казалось, все происходит внутри огромного колокола.

Она не знала, сколько времени прошло – несколько мгновений, минута, или, возможно, больше, – когда давившая на нее тяжесть исчезла. Роуз ощутила, как чьи-то руки приподнимают ее, и увидела лицо Джеймса. Он что-то говорил, губы его шевелились. Роуз едва узнавала кузена, хотя бы потому, что по виску его крупными тяжелыми каплями текла кровь и капала с подбородка.

– Кровь, – произнесла Роуз и коснулась его лица; руки ощущались как чужие. Но они двигались, и голос Джеймса вдруг прорезался в колокольном звоне:

– Вам не больно? Что вы чувствуете? Вы слышите меня?

– Да, – сказала она и сглотнула. Ее внезапно сильно затошнило и повело в сторону, Роуз едва не упала снова на каменную плитку. Джеймс поддержал ее.

– Спокойно, Роуз. – Его голос звучал ровно, и она действительно успокоилась – таким уверенным он выглядел, несмотря на кровь на лице. – Все хорошо, вы живы. Смотрите на меня. Вы видите меня? Вот так.

Она кивнула и тут же пожалела об этом.

– Осторожно. Некоторое время вам нужно сидеть и не шевелиться или лежать. Я отнесу вас в экипаж.

– Нет. – Роуз оттолкнула его руку и выговорила непослушными губами: – Что случилось?

– Я отнесу вас в экипаж, – настойчиво повторил Джеймс.

– Что случилось?

Он кротко вздохнул: упрямство, похоже, являлось фамильной чертой.

– Был взрыв. Я должен осмотреть все и помочь людям.

Только сейчас Роуз сообразила, что, кроме голоса кузена, слышит крики, стоны и другие звуки, свидетельствующие о том, что произошло нечто экстраординарное. Она подумала об этом – и внезапно начала соображать, словно увидав всю картинку целиком, и, как ни удерживал ее Джеймс, обернулась, дабы увидеть, что происходит у нее за спиной.

Стол, за которым они только что завтракали и ссорились, лежал ножками вверх, а мирный дворик превратился в преддверие ада. Откуда-то валил дым, жирный и черный, метались люди, а неподалеку от Роуз лежал ничком тучный господин и не шевелился. Его вытянутая нога казалась такой мертвой, что ужас накатил липкой волной, подступил к горлу. Джеймс придвинулся, перехватил Роуз, удерживая ее так, чтобы было удобно, и ее вырвало.

– Тихо, тихо, – сказал он, – все будет хорошо.

Роуз стало немного легче, Джеймс отпустил ее и отодвинулся. Ничего в нем не было сейчас от надменного кузена Александра, обманщика и хитреца. Кровь по его лицу все текла, и это ужасало. Джеймс заглянул Роуз в лицо.

– Вы не хотите уходить, ладно. Посидите здесь немного?

– Да, – прошептала она. Во рту было горько и противно.

Он кивнул, поморщился и исчез, а Роуз осталась сидеть на земле, обхватив себя руками и пытаясь понять, что произошло.

Значит, взрыв. Александрию берут штурмом и в ресторан попала бомба? Ничего другого на ум не приходило. Роуз старалась не глядеть на лежавшего неподалеку человека (мертв он? жив?), а потому смотрела на свое грязное платье. Миссис Браун будет недовольна, подумалось Роуз, ей это платье так нравится… Взрыв, да, взрыв. Джеймс так сказал. Почему он… И тут она поняла: Джеймс закрыл ее собой.

Толстяк шевельнулся и застонал, подтянул ногу, и Роуз словно очнулась. Она вроде бы невредима, если не считать звона в ушах и головокружения, так почему же она сидит и ничего не делает? Наверное, есть пострадавшие, которым нужна помощь. Например, этот толстяк, сейчас приходящий в себя. Не размышляя более, Роуз на коленях подползла к мужчине и приподняла его голову.

– Сэр, вы слышите меня? Сэр!

– Уф! – Он смотрел на нее круглыми бессмысленными глазами.

– Все будет хорошо, сэр. Сейчас придет помощь.

– А?

– Все хорошо, – повторила Роуз так, чтобы он мог прочесть по губам, и толстяк понял.

Держа его голову на коленях, Роуз обернулась – отсюда открывался обзор получше, да и дым уже рассеивался – и узрела страшную картину.

Переломанная мебель, перепуганные люди, несколько неподвижно лежащих тел. Осколки стекла и хрусталя устилали плитку, словно алмазный ковер, и весело сверкали под лучами солнца. Неподалеку Роуз увидела Джеймса, склонившегося над кем-то. Кузен снял сюртук, который наверняка пришел в полную негодность, как и платье Роуз, и остался в грязных брюках и рубашке, заляпанной черным и алым. Затем Джеймс выпрямился, оглянулся, увидел, что кузина смотрит на него, и быстро подошел. Наклонился над ошалело моргающим толстяком, проверил пульс.