– Это сено, – сказала я и поднесла к носу овцы маленький пучок. – Оно очень вкусное. Тебе понравится.

Рот овцы был плотно сжат, а ноги неподвижны. На мою руку, запутавшуюся в овечьей шерсти, падал снег.

– Ты должна подняться по настилу, – продолжала я, указывая на прицеп.

Овца не шелохнулась.

– Может быть, ты хочешь умереть на этой замёрзшей горе? – спросила я.

Густые хлопья снега падали мне на ресницы. Овца снова дёрнулась, но я держала крепко.

Я зажала овцу ногами и потащила её по скрипучему дрожащему настилу. Она не хотела идти, но уже не сопротивлялась так сильно, как раньше.

Мы добрались до конца настила, и я подтолкнула овцу к клочкам сена, разбросанным по полу прицепа. Она опустила голову и начала есть, хватая сено с жадностью животного, не евшего двенадцать часов.

Отлично! Одна овца в прицепе, осталось всего чуть больше двадцати.

Я повернулась посмотреть, что делают остальные овцы, и, к своему удивлению, увидела, что они обнюхивают основание самодельного настила. Позади них стоял Олли с длинной полосатой палкой и слегка похлопывал их по спинам, пока они не начали подниматься в прицеп. Сначала одна овца, а за ней сразу две взбежали по скользкому настилу из рифлёного железа и оказались в прицепе.

– Вперёд! – подталкивал овец Олли. – Вперёд, девочки!

Половина овец уже забралась в прицеп, но я по-прежнему не выпускала из рук первую овцу. Если одна окажется внутри, остальные последуют за ней, но если я её выпущу, другие овцы снова разбегутся.

Наконец последняя овца шумно поднялась по настилу, Олли втолкнул её внутрь и захлопнул задний борт прицепа.

– Тридцать? – крикнула я.

– Да, – ответил он. – Теперь нам надо спустить их вниз.

Я посмотрела на долину. Она была невидима за белой пеленой летящего и кружащегося снега. У меня так сильно замерзли ноги и онемели пальцы, что я их совсем не чувствовала. Мы сделали невозможное. Бульдозер работал, и овцы оказались в прицепе, но нам ещё предстояло спустить их вниз.

– Снегопад усиливается, – заметила я.

Но Олли не расслышал меня из-за рёва двигателя. Он убрал листы железа и проверил задний борт прицепа, прежде чем забраться в кабину бульдозера.

– Мне остаться здесь? – крикнула я.

Он поднял вверх большой палец, и я опустилась на корточки прямо посреди овец, которые тут же принялись толкать и тянуть меня в стороны, не переставая при этом набивать животы сеном.

Мы начали спускаться вниз, и прицеп на мгновение накренился, но тут же снова выпрямился. Я закрыла глаза и попыталась представить, как он мягко катится вслед за бульдозером, а не несётся что есть силы вниз по склону, выбрасывая меня и овец в заснеженную канаву.

Последовал тяжёлый удар.

Я открыла глаза. Бульдозер был по-прежнему впереди, а прицеп сзади. Поле также осталось позади, но Олли ехал очень медленно и осторожно. Всё было просто прекрасно. Мы спустились мимо пастбищ, расположенных на вершине горы. Олли замедлил ход, и я выбралась из прицепа, чтобы открыть ворота. Ему почти удалось заехать внутрь: он всего лишь задел металлическую опору ворот, оставив на ней небольшую вмятину.

Ворота захлопнулись, и я снова вернулась к овцам.

– Всё просто прекрасно, овечки, – сказала я. – Мы уже на ферме.

– Ура! – крикнул Олли, и тут прицеп попал колесом в невидимую под снегом рытвину, и я вместе с овцами полетела в снег.

– Что это вам в голову взбрело? – спрашивала тётя Ви, намазывая антисептическим кремом порез от куска льда у меня на носу.

– Мы спасали овец, – ответил Олли.

– Бульдозером? Это же…

– Потрясающе, – закончил Гетин, наливая горячее молоко в кружки с какао. – Потрясающе!

– Гениально! – добавил Олли. – Совершенно гениально. Мам, ты не представляешь, какой ужасный холод на горе. Мы могли бы лишиться всех овец.

– Простите, – сказала я. – Я и подумать не могла, что бульдозер испортит ворота.

Тётя Ви приподняла мою голову и посмотрела мне в глаза.

– Я переживала не из-за ворот. Главное, что вы все в безопасности. Овцы и пони в сарае с сеном, и теперь у нас есть собственная снегоуборочная машина.

Папа Гетина приехал за ним на тракторе.

– Полицейского всё нет, – сказала я. – Я думала, он уже здесь.

– Я как раз обогнал полицейскую машину по пути, так что они приедут совсем скоро, – успокоил меня папа Гетина.

Олли исчез в своей комнате со словами:

– Надо переодеть штаны.

Тётя Ви ушла в сарай, где бесцельно бродили овцы. Оставшись одна наверху, я включила телефон и перечитала сообщения от Зары.

Новых не было.

Я взяла планшет и напечатала в поисковой строке «Лландовери», но соединение было таким слабым, что на экране вскоре снова появилось изображение динозавра. Олли был прав: интернет здесь ужасный.

В кухонное окно падали лучи полуденного солнца, а я стояла в тёплой комнате с планшетом в руках, пытаясь снова и снова загрузить страницу. Я была настороже. Меган стояла рядом со мной. Мы обе прислушивались.

Мне бы очень хотелось увидеть тётю Ви или полицейскую машину, но тропа оставалась пустой. У меня за спиной громко тикали часы. Казалось, паузы между каждым ударом часов длились целую вечность.

Раздался какой-то шум, и я подняла голову. У ворот остановился полицейский внедорожник. Две собаки бросились к дверям, но Меган уселась на пол и зарычала.

– Эй, собачки! – сказала я. – Прибыла кавалерия.

Из кухонного окна я видела только заднюю часть машины. Я ожидала, что там будет сержант Льюис, но этот мужчина оказался намного крупнее, и на нём была шапка с надписью «полиция».

Он вылез из машины и наклонился к сиденью, чтобы что-то взять. В этот момент из-под шапки выбилась рыжая прядь волос, и на неё упал тусклый свет зимнего солнца.

О нет, только не это!

– Олли! – завопила я. – Олли!

Но Олли не отозвался.

Я застыла на месте. Я стояла, глядя в окно на мужчину. Он выпрямился, спрятал волосы под шапку и посмотрел на себя в боковое зеркало.

Это он.

Часы на стене продолжали тикать.

Я услышала, как со скрипом отворились ворота.

Я отошла от окна и пригнулась. В ушах у меня стучала кровь.

Я подползла к двери. В огромном замке не было ключа, но в нижней части двери был древний ржавый засов, касавшийся каменного пола. Обеими руками я попыталась бесшумно опустить его, но не могла сдвинуть с места. Он был очень тяжёлым. Очевидно, им не пользовались много лет.