Честное слово, не знаю, почему, но эти его преувеличенно-благородные слова в мою защиту злят меня больше, чем пошлое предложение Тайпа.

— А я согласна, — неожиданно для самой себя выдаю я. — Если Элфант не отреагирует каким-то сверхъестественным образом, с тебя — двенадцать бутылок.

— А если отреагирует? — Тайп коварно улыбается.

— Ну-у… Я-то бутылки никак не достану.

— И не надо. Если отреагирует, пойдёшь на бал с… с тем, с кем я скажу.

— Эй! — почти хором с Энтони возмущаемся мы, а Тайп машет рукой заинтересованно обернувшимся к нему прочим однокурсникам. Но отступать из-за такой ерунды, как поход на бал, кажется мне неправильным. Впрочем, сегодня мне трудно разобраться в себе. Мы с Тайпом цепляемся мизинцами, а Линда легонько стукает нас ребром ладони:

— Пари!

Демоны, зачем я ввязалась в этакий бред?

Вечером я смотрю на мирно спящую на соседней кровати Риту, и мне отчего-то стыдно.

***

Пари есть пари, и я со вздохом приземляюсь за одну парту с Энтони, хотя обычно сажусь одна и с краю. Юноша галантно отодвигает стул, а я вдруг понимаю, что детали игры надо было проговаривать от и до, дабы действовать с минимальной импровизацией. Но теперь уже поздно.

"Немного пофлиртовать, позаигрывать" — что под этим подразумевается? Не сопротивляться и не делать злобного выражения на лице, которое само просится, когда Энтони обнимает меня за плечи? Смотреть ему в глаза, держать за руку..? Это так неловко, так… стыдно, и прикосновения меня нервируют, беспокоят, уже не понимаю, на кого злюсь, почему сижу, как на иголках, а его руки на моих плечах, кажется, насквозь прожигают ткань платья, мешая сосредоточиться.

Мы пришли раньше, и вся бессмысленность спора становится для меня более чем очевидна: ну неужели хоть кому-то есть дело до нашей с Энтони неумелой игры во взаимную симпатию? Я красивая, людям просто нравится на меня смотреть, самым разным людям, но это не отменяет того, что мы с блондинчиком чужие друг другу люди, совсем чужие и…

— Леди Менел, — боги, а я даже не заметила, как вошёл сэр Джордас. — Леди Менел, а ну-ка, идите сюда. И вы, Фокс. По крайне мере на моих занятиях я найду для вас деятельность поинтереснее, чем тискать друг друга.

Краем глаза я вижу, как Тайп иронично приподнимает брови, но всё-таки небрежно пожимаю плечами. И даже потом, когда неожиданно для нас сэр Джордас проводит тренировку в парах, ставя дуэтом меня и Линду, потом, когда он всячески ехидничает по поводу юношеских отношений, мешающих освоению подлинной магической науки, когда отправляет Энтони за каким-то важным документом к ректору, я тоже только пожимаю плечами.

***

"Можно мне остаться с Нелли на её индивидуальную тренировку?" — Энтони пишет своё послание на аудиторной доске мелом, мастерски делая скорбное лицо, к которому наш молодой преподаватель остаётся совершенно равнодушным. Однако и следующей фразе не препятствует:

"У Нелли огонь, а у меня воздух, воздух может разжечь огонь, потренеруйте нас в паре!" — и одними губами произносит "пожалуйста".

Я бы растаяла — играет он на отлично. Вот только… зачем это всё? Тайп уже ушел, свидетелей не осталось, а спор я, кажется, бесповоротно проиграла.

— Консультация, мой дорогой адепт, — подчёркнуто любезно произнёс Джордас, — потому и называется "индивидуальной", что на ней работает один индивид. В паре с преподавателем. Марш отсюда!

Проигрывать было жаль, даже несмотря на абсурдность спора, но, видимо, доказать обратное Тайпу — да и кому бы то ни было ещё — я не смогу. Неопределённо качаю головой и вопросительно машу в сторону последней надписи Энтони.

— Не стоит понимать стихийную магию столь буквально и приземлённо, Корнелия, — наедине Джордас зовёт меня по имени. — Воздух не разжигает огонь, а вода не тушит. Механизмы взаимодействия стихий куда более… филигранные, сложные. Да, огонь и вода совмещаются с трудом, но и это возможно при определённых условиях. А лучше всего огонь реагирует на огонь. Подобное тянется к подобному.

На его руке появляется маленький сгусток пламени, на второй — тоже. Внезапно сэр Джордас словно обнимает меня руками, его острый подбородок упирается мне в затылок, а огонь пляшет прямо перед глазами, и это так непривычно, жарко, страшно… и в то же время — волшебно! Я так давно не ощущала ничего подобного… Родители жалели меня и делали вид, что никакой магии в этом мире словно бы и не существует, преподаватели жалели меня, даже кошки бродячие, все, все жалели меня, но сейчас, ощущая на лице согревающий жар, я первый раз послушно прикрыла глаза и искренне, по-настоящему попыталась обратиться к собственному огню. Захотела его вернуть. Отогреться.

***

— Между прочим, через час начнётся студенческий бал, — я наслаждаюсь звуками собственного голоса. — Вы идёте, сэр Элфант?

— Увы, Корнелия, у меня дела. Срочный вызов. Сегодня дежурить будут другие.

— Тогда, может быть, перенесём тренировку?

— Ни в коем случае. Корнелия, тренировка — это святое, поймите, балов и празднеств в вашей жизни, я уверен, будет ещё великое множество, а для нас… для вас сейчас важно совершенно другое! Ведь вы не просто пробуждаете свой дар, вы возвращаете себя. Несмотря ни на что… не представляю, как бы я жил без этого.

Его пламя меня не обжигает, оно перетекает из его ладони в мою и обратно. Я закрываю глаза и слушаю голос сэра Джордаса, сильный, ровный, глубокий, тёплый, как и наша стихия. Пальцы сжимают руку сильнее, почти до боли, и я невольно размыкаю веки — нити магических плетений, тонкие, едва уловимые видения, золотистые, алые, оранжевые, кружатся вокруг нас. Некоторые из них порваны, и это нарушает общий узор… какая досада!

— Что вы делаете?! — я вдруг понимаю, откуда взялись эти рваные покалеченные фрагменты: по рукам сэра Джордаса чёрными струйками течёт кровь. Когда он успел пораниться? Но в следующую секунду я понимаю, что кровь не его, а в ладонях мужчины сжаты уже почти не трепещущие, уже почти-почти совсем не живые птицы — комки окровавленных перьев.

— Зачем вы это сделали?!

— Наша магия — это проявление нас самих, — шепчет сэр Джордас за моей спиной. — Наших чувств. Я мог попытаться убить вас и вынудить защищаться. Мог попытаться убить себя. Мог поцеловать вас. Но…

— Вы выбрали самый неправильный путь. Почему вы воспользовались жизнями тех, кто ни в чём не виноват? Как вы… можете?!

— Потому что вызванная мною боль сейчас сильнее страха смерти, сильнее вожделения, Корнелия. Но если произошедшее кажется вам несправедливым, вы в состоянии помочь.

— Огнём? Магией смерти? Вы что-то путаете. Это целительство, магия жизни и…

— Вы не понимаете, Корнелия. Маги жизни способны к целительству ничуть не больше магов смерти. Цели… наши цели не так уж разнятся, всё дело в методах и средствах.

— Я не могу! — спустя десять минут слёзы уже катились по моему и без того взмокшему лицу, нити магических плетений не желали связываться, кровь и полумёртвые, слабо содрогающиеся от боли тельца в руках Джордаса вызывали тошноту, страх, отвращение и жалость одновременно. Но у меня ничего не выходит, я ничего не умею, первые три месяца обучения прошли мимо меня, разве что мышцы укрепила, да стопку бумаги исписала. И вот сейчас сумасшедший преподаватель, для которого я — просто будоражащий любопытство эксперимент — толкает мне в руки что-то омерзительно горячее, влажное и липкое, а за каменной стеной центрального корпуса начинается бал, музыка, танцы, бал, на который я не могу не прийти… а я не одета, перемазана в крови, поту и слезах, у меня в ладонях полураздавленные птицы, которым ещё хуже, чем мне сейчас…