— Они вечным сном спят, — сказал дед. — Все трое. А теперь не дергайся и слушай. Внимательно слушай, ни словечка не пропускай. Я только тебе довериться могу, Витя. Ты мне поможешь, и укатим мы с тобой в жаркие страны, телочек на золотом песочке жарить и манго с фисташками кушать. Пробовал манго?

— Да, — кивнул ошалевший Гришин. — Только мне не понравилось. Невкусно.

— Ну, подберешь что-нибудь другое, по вкусу. Чего только душа пожелает. — Дед поманил его татуированным пальцем, а когда внук наклонился, сказал, понизив голос до глухого бормотания: — Я общак давно вывез и утопил, пока этих троих легавые мурыжили. Это я их подставил. Отстегнул мусорам башлей, чтобы торпед моих приняли и в «обезьяннике» попарили двое суток. Мне этого времени хватило. Сечешь?

— Да, — промямлил Гришин. — То есть нет, — замотал он головой, словно теленок, отгоняющий оводов.

Его взгляд то и дело задерживался на телах, разбросанных по двору. Похоже, они были действительно мертвы. Голова Гришина шла кругом, да и водка сообразительности не прибавляла.

— Потом все объясню, — решил дед, оценив его состояние. — Пока тебе достаточно будет знать, что на дне Черного моря, недалеко от берега, лежит вот такенный чемодан, набитый рыжьем, камнями и баксами в упаковке. Где именно, узнаешь позже, когда поплывем туда на пáру. А сейчас садись в тачку и езжай домой. Здесь больше не появляйся, мне не звони, я сам тебя найду. Все. Езжай, говорю.

У Гришина вырвался нервный смех:

— Какая тачка, дед? Я пока на машину не насобирал.

— Вон твоя тачка.

Дед показал на свой черный лимузин, который, если верить его рассказам, некогда принадлежал самому Юрию Гагарину — подарок от Никиты Сергеевича Хрущева.

— Ты отдаешь мне свою «чайку»? — пьяно восхитился Гришин.

— Это не «чайка», а ЗИЛ, — поправил дед. — Их у Юры два было, один синий, другой черный. Мне черный достался. Он теперь целое состояние стоит.

— Я думаю… — кивнул ошарашенный Гришин.

— Не думай, а катись отсюда! — рявкнул старик. — Бумаги на тебя оформлены. Все. Забудь о нашем разговоре до поры до времени.

И Гришин действительно забыл. Не сразу, правда, поначалу он просто спать не мог, так хотелось поскорее узнать тайну и стать обладателем несметных сокровищ. Но дед обещание не сдержал, не явился к внуку, чтобы взять его на поиски клада. Хотя, как видно, попытался. Однажды ночью его схватили прямо во дворе Гришинского дома, не обращая внимания на курильщиков, торчащих на балконах и в окнах, затолкали в тонированные «жигули» без номерных знаков и увезли в неизвестном направлении.

Соседи потом долго и жарко обсуждали случившееся и с полицией, и между собой, но, к счастью, никто, кроме Гришиных, не понял, кого именно схватили той ночью. Говорили, что похищенный был автомобильным угонщиком, потому что возился возле ЗИЛа, примостившегося во дворе в ожидании более надежного места стоянки. Правду знал только Гришин. Видимо, дед, в полном соответствии со своей воровской кличкой, надеялся спастись, удрав из города на своем автомобиле, столь опрометчиво подаренном внуку. Его взяли, чтобы выяснить, кто отравил троих соглядатаев и куда подевался общак.

Примерно неделю Гришин прожил в ожидании такого же похищения среди ночи. Он догадывался, что деда немилосердно пытают, и боялся, что ворам станут известны обстоятельства их последней встречи.

Обошлось однако. Просто однажды в местных новостях обмолвились об убийстве уголовного авторитета по кличке Надежда, ставшего жертвой бандитских разборок. Чтобы пощекотать нервишки телезрителей, был показан даже снимок трупа, на котором отрезанная голова была криво пришита к телу со следами многочисленных ножевых ранений.

Так все и закончилось. Дед унес тайну в могилу, а Гришин, потрясшись еще немного, зажил своей немножечко вороватой, немножечко жуликоватой, а в общем-то безбедной и безмятежной жизнью. О прошлых временах он вспоминал все реже, но ЗИЛ себе оставил, потому что езда в легендарном автомобиле возвышала его не только в чужих глазах, но и в своих собственных. И что больше нравилось Гришину, трудно сказать.

Отреставрированный, отлаженный и вылизанный лимузин завелся с полоборота и мягко покатил к воротам гаражного кооператива. Удерживая руль одной рукой, Гришин приготовился поднести к уху мобильник, но не успел.

Наперерез медленно едущему ЗИЛу метнулась человеческая фигура. Оттолкнувшись от гравия, устилающего дорогу, она легко перемахнула через борт и почти бесшумно упала на соседнее сиденье.

— Привет, — поздоровался Митя. — Давненько не виделись.

Хотел бы Гришин ошибиться, но это действительно был никто иной, как Митя. Еще хуже было то, что на руках его были замшевые перчатки. Те самые.

— В чем дело? — звонко спросил Гришин. — Оставь меня в покое наконец.

— Еще раз голос повысишь, оставлю, — зловеще пообещал Митя. — Но вряд ли тебе понравится этот покой. Потому что на этот раз он будет вечным. Езжай прямо. Не останавливайся и не поворачивай головы.

— Прямо — стена, — нервно произнес Гришин.

— Можешь свернуть. Скорость держи на сорока. За городом поедем быстрее.

— Я не поеду за город! — заверещал Гришин и тут же получил кулаком по почке. Издав утробный квакающий звук, он слегка скособочился, но руль из рук не выпустил и не нарушил заданной скорости движения. Нежелание ехать за город пропало. Во всяком случае, с этой минуты Гришин не проявлял недовольства, наоборот, старался выполнять распоряжения спутника как можно точнее.

ЗИЛ покинул городскую черту, свернул на дорогу, ведущую к какой-то птицефабрике, обогнул ее, миновал две лесополосы и остановился возле давшего всходы поля. В небе звенели невидимые птахи, припекало солнышко, пахло зеленью и разогретой пылью.

Гришин осторожно скосил глаза на Митины руки, ожидая увидеть там большой страшный пистолет или нож с зазубренным лезвием. Но похититель держал на коленях лишь безобидную прозрачную папочку с несколькими листами бумаги внутри.

— И что дальше? — спросил приободрившийся Гришин.

— У тебя два варианта, — отозвался Митя. — Первый. Ты подписываешь бумаги, которые я привез, и забываешь все случившееся как страшный сон. Второй хуже. Я сам подделываю твои подписи, а тебя оставляю здесь. Навсегда.

— Что за бумаги?

— Бумаги, по которым машина переходит в мое пользование. Я лишился своих колес — ты расстанешься со своими. Так будет справедливо.

— Сравнил вонючий мотоцикл с раритетным авто! — выкрикнул Гришин и тут же пожалел об этом. Митя медленно повернулся к нему всем корпусом, положив локоть на спинку кожаного сиденья.

— Ты, кажется, чем-то недоволен? — спросил.

Быстро прикрыв согнутой рукой корпус и нижнюю часть лица, Гришин торопливо сказал: