И что бы я делал, если бы она не послушалась?

Я не знал, что делал бы сам, но с точностью до двухсот процентов мог заявить, что Славя при первом же сопротивлении сжала бы ее в кулаке, раздавив, как перезрелую сливу. Наверное, я еще никогда не видел такого пренебрежения к жизни, как в ее глазах.

Местный детский мир в ночи был страшен. Уверен, что закинь сюда кто Фредди Крюггера — и он бы первым делом обмочил штаны.

Неясные тени в редких лучах проникающего сквозь решетки лунного света шныряли по полкам. Спертый, душный воздух мешал дышать, повисшая вокруг, словно паутина, тишина нарушалась скрежетом скребущихся лапок и едва слышных шагов. Казалось, что все страшилки про ожившие игрушки избрали сей магазин своим домом. Вот-вот, казалось, можно будет услышать абсолютно неуместный сейчас детский жизнерадостный смех.

Я не давал волю ужасу, сделал несколько шагов вперед, вглядываясь в ночную мглу. Мне жутко не хватало фонарика, а Славя, кажется, подобных проблем не ведала. Может, она думала, что всякие полудемоны, как кошки, ночным зрением одарены? Я вдруг поймал себя на том, что толком не знаю, а что же делать дальше. Не искать же ангелов посреди игрушечных автомобилей и бестолково слепленных круглощеких кукол с вьющимися волосами.

— Ты знаешь, куда идти?

— На третий этаж, — бескомпромиссно отозвалась Славя.

— Тут есть третий этаж? — Мой вопрос точно был глуп. Ясное дело, что в огромных размеров магазине наверняка есть еще и четвертый, и пятый этажи.

Под ногой у Слави хрустнуло, заставив ее встрепенуться. На миг полное холодной уверенности лицо приняло недоумевающий вид.

Я прыгнул на нее до того, как успело хоть что-то произойти. Внутренний голос велел в таких случаях сначала делать, а думать уже как-нибудь потом и если будет чем.

Из раздавленной колбы вырвалось нечто пенистое, безобразное, нараставшее с каждой секундой. Жижа спешила заполонить собой пространство, воздух вокруг нее шипел как ошпаренный.

На миг мне показалось, что весь магазин разом пришел в движение. Мирно стоявшие на своих полках игрушки зашевелились, падая навзничь.

Пистолет я выхватил еще до того, как мы с Славей упали наземь — рифленая рукоять мягко и легко легла в руку.

Палец надавил спусковой крючок — я стрелял не глядя и на слух. Отдача ударила в руку, жар пороховых газов прокатился по коже. Загремела заскакавшая по плитчатому полу гильза.

Попал — и это стало понятно сразу же по отчаянному, предсмертному писку. Рыскавшая среди полок тварь подскочила поверженным зверем, разорванной тушей рухнула вниз.

Ноздрей коснулся тяжелый дух гнили и нечистот. Сарказм похлопал в ладоши — одна убита, осталась добрая тысяча...

Крысы нагло, будто давно избрали этот детский рай своим домом, спешили к набухающей, липкой опухоли, замедлившей рост, но захватившей ближайшие полки. Наборы железных дорог оказались в липком, клейком плену, из него же грустно смотрели увязшие куклы. Россыпью деталей на полу валялся конструктор — деревянный и предлагавший собрать из себя то ли телегу, то ли дом.

В голове кружилась мысль: неужели собратья Старого Хвоста самолично пришли отомстить за него? Здравый же смысл убеждал, что я возлагаю на бестолковый крысиный ум слишком уж большие надежды. Истинную причину нахождения этих тварей следовало искать в уже знакомых мне алхимиках…

Крысы одна за другой, не ведая печали и иных забот, спешили растерзать пленников. Резцы желтых, полных чумы резцов вгрызались в фарфор, крушили собой миниатюрные ручки и ножки, отрывали плюшевые головы.

Я не успел заметить, когда мы встали. Славя испуганно жалась ко мне. Ее былые равнодушие с холодностью пасовали перед серой, блестящей шерстью и лысыми хвостами противных мерзавок.

Едва они поняли, что их добыча в ином месте, протестующе заверещали, вскидывая розовые точки любопытных носов.

Где бы мы с ангелицей ни спрятались, запах выдаст нас с потрохами. Серой, скачущей волной, блестя бусинками глаз, ведомые голодом, они потекли на нас, окружая с обоих сторон.

Затвор Подбирина лязгнул еще несколько раз — оставляя за собой огненный след, пули взрезали мохнатые тела, оставляя лужицами кровавых ошметков на полу. Гром выстрелов бил по ушам. Если до этого момента у нас и была хоть какая-то возможность остаться незамеченными, то сейчас она испарилась вместе с последним патроном.

Я не стал тратить времени на перезарядку. Стрелял лишь исключительно от отчаяния и желания устрашить паршивок.

Славя тоже не желала сдаваться без боя. Попытавшиеся наскочить на нее твари тотчас же были отброшены святым потоком. Крылья мешали ангелице, не давая ей действовать в полную силу. Они цеплялись за полки, сносили собой наземь их содержимое.

И были желанной целью для паразитов.

Славя вскрикнула, когда троица пищащих нахалок запрыгнула ей на плечи. Грязными когтями они впивались в мягкость лебяжьего пуха, выдирая одно перо за другим.

Она вскинула крылья, с силой расправив их, светлой волной раскидывая напавших тварей.

Воздух тотчас же заполнился вонью паленой шерсти — сплетенные из солнечных лучей, они могли не только греть, но и беспощадно жарить.

Серые мерзавки, получив отпор, заспешили прочь. В трусливом отступлении, поддавшись панике, они метались, не ведая дороги, оставаясь вонючими, мертвыми тушками везде, где только можно и нельзя. Я посмотрел на ангелицу по-новому — да из нее можно самого настоящего дератизатора вырастить!

Радоваться было рано. По воздуху зашелестела нитка плети, щелкнувшая мне по руке — ладонь тотчас же обожгло болью, пистолет отскочил, скользнул под один из ящиков.

Взламывая один стенд за другим, устроив истинный игрушкопад, к нам неслось нечто огромное и неудержимое. Тяжкое дыхание, едва ли не огнем вырывавшееся из луженой глотки, бревно толстого, но короткого хвоста — выскочившая на нас крыса могла запросто посоперничать размерами с откормленным бородавочником.

Крысиный писк не был ей знаком, она ведала только медвежий рев. Резцы клыков готовы были ломать сталь и перекусывать шеи, а в черных, навыкате, буркалах глаз горело желание мести.

На этот раз крылья Славю не спасли: снова хлопнувшие по воздуху, они обдали гигантскую тварь священным жаром, но той лишь слегка подпалило шкуру.

Я же пытался справиться с дикой болью, пробудившейся в колене — незримый Индиана Джонс из мглы беспощадно жалил меня, словно озверевшая оса. Я пытался узреть негодяя ясночтением, но то сбоило от обилия окружавших нас предметов. В россыпи игрушечных солдатиков она видела обучающий артефакт, дарующий своему обладателю аж единицу к силе, и обещала накладывать вдохновение, уровнем обратно пропорциональным возрасту игрока.

Армия плюшевых медведей могла одарить харизмой, куклы обещали пробудить восприятие... Я чувствовал