Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Израненным исполином алхимик заваливалась наземь. Припав на колено, оперевшись огромной рукой о ближайшую стену, она обдавала комнату тяжким, горячим дыханием. Облачка пара вырывались из ее рта при каждом вдохе.
Я смотрел на нее, пытаясь понять: как это еще живо? Почему не умирает? Полоска лайфбара облегчилась, потеряла половину, но не больше. А вот с моей псевдофеей все было гораздо хуже. Еще немного — и, казалось, она развоплотится на радость Славе.
Прямо на моих глазах страшная рана затягивалась, оставляя на своем месте едва заметную неровность шрама.
А вот силы из алхимички утекали едва ли не рекой. Реальность, к моему счастью, была справедлива даже к чудищам, подобным ей.
Тебя изранили, а ты восстановилась как ни в чем не бывало? Вот тебе, родимая, штраф! И на то штраф, и на это, и даже не надейся, что это не скажется на запасах выносливости.
Из могучего великана она обратилась разве что во все еще пышащего силами, но просто человека. Разбухшее тело теряло объемы.
Я сразу же понял, что надо делать — в один прыжок оказался рядом с Неей, снова взяв ее в руку. Лучу света тяжело было удерживать прежнюю форму, ей хотелось снова стать собой, но она отважно терпела. Я мысленно обещал ей после боя... Да чего только не обещал!
Успевший растерять в своей прочности клинок полоснул по вываливающемуся брюху. Я чувствовал себя, будто Зорро, оставляя широкие крестообразные разрезы. Только что успевшая залечиться алхимик спешно пыталась засунуть обратно в живот вывалившиеся потроха. Поди ж ты, интеллекта даром что на единичку, а ведь как-то сообразила...
Не желая стоять на месте, я был повсюду. Лезвие на добрую половину скользнуло в плечо — знаменитым ударом Ахиллеса я желал поразить великана в самое сердце, но оно пряталось за грудами вонючего, сального жира. Я сунулся к шее, но удар по ней не принес результата, зато сожрал добрую треть оставшихся у Неи сил. Полоска ее состояния была ничем не лучше, чем у алхимички.
В голову лезла тщета вопросов. Можно ли убить солнечный луч? А лишить сил?
Несмотря на свою неловкость, избитая образина сопротивлялась. Регенерация спешила за каждым новым порезом, сращивая только что вспоротую плоть. Словно не ведая, что творит, обезображенная мерзавка схватилась за лезвие клинка — стоит ли говорить, что я лишил ее пальцев без лишних сожалений?
Словно змеи, дергаясь в конвульсиях, они повалились мне под ноги. Выставив перед собой поврежденную ладонь, мутантка тупо уставилась на нее, будто не в силах поверить случившемуся. Не так давно она могла нарастить непробиваемую корку, а теперь...
Пальцы выросли новые. Словно вздувшиеся полипы, едва кожа на месте порезов некрасиво стянулась, они набухали, росли воздушными шариками прямо на глазах. Словно всего того было мало, ногти пробились сквозь свежую, розовую кожу.
Я не отвлекался, с каждым взмахом отбирая у нее могущество. Любопытство тащило меня все дальше и дальше, я забыл про усталость — мне хотелось узреть, насколько маленькой она сумеет стать, вернется ли к человеческому облику?
И тогда... О-о-о-о, тогда я попросту ее прирежу, как обыкновенную разбойницу.
После очередного удара клинок вдруг обмяк, а я понял, что держу в руках не способный прожигать собой сталь клинок, а тщедушнее, почти высохшее тельце. Нея подняла на меня взор незримых глаз, коснулась рукой большого пальца — так, будто на прощание.
Азарт, еще мгновение назад вихрем бурливший в душе, сменился холодом ужаса и ощущением скорой потери. Я будто видел, как жизнь малютки утекает у меня меж пальцев.
Крик не шел из горла. Я перевел полный ненависти взгляд на образину, заставившую меня потерять голову в горячке боя — действие выпитых алхимичкой эликсиров сходило на нет.
Там, где мгновение назад бугрилось безобразие новообразованных мышц, теперь была лишь нежная девичья кожа. Морда принимала все более человеческие, симпатичные очертания. Вздыбившаяся, почти мужская грудь теперь наливалась женственностью и изяществом формы. Белые, выжженные химией волосы скрывали от меня лицо.
Некоторые раны регенерация не успела залечить. На плечах, животе, под грудью пробивались грубые полоски ссадин. Тяжкое дыхание сменилось мерным и ритмичным. Ни на что не похожий мутант, будто в сказке про заколдованных принцесс, спешил принять облик простой, полностью обнаженной девушки. Не узнать в ней Екатерину Менделееву было попросту невозможно — что она вообще здесь забыла?
Я аккуратно положил безжизненное тельце Неи на ближайший стенд. Ей как будто бы пошло быть еще одной куклой посреди остальных.
Не еще одной, поправил я сам себя.
Самой красивой.
На глаза мне попался Подбирин — пистолет, оказывается, большую часть схватки пролежал под одним из опрокинутых шкафов.
Его тяжесть была приятной для руки. Обманчивое чувство покоя и безопасности лизнуло запястье — с пистолетом наперевес я чувствовал себя едва ли не Богом.
Жнецом.
Мои шаги гулко отдавались в ночной, вернувшейся на свой трон тишине. Алхимик дрожала — то ли от зябкого сквозняка, то ли от страха. Такая ли уж, в самом деле, разница? Обойма мягко легла мне в ладонь, я тут же загнал её в Подбирина, лязгнул затвором. Бездушная злоба заливала меня изнутри. В прошлый раз её ангел-хранитель призвал на помощь Кондратьича. В пору было ухмыльнуться — сегодня он, видимо, занимался чем-то иным.
Я сглотнул, плотно сжал губы и направил в ее сторону ствол, не раздумывая спустил курок.
Руку дернуло, но не от отдачи. Славя, невесть каким чудом оказавшаяся на ногах, перехватила запястье. Выстрел ушел в молоко, заставил бывшую противницу вздрогнуть, когда у ее головы хрустнула плита.
Немного приходя в себя, набираясь сил хотя бы только для того, чтобы подняться, она села, прислонившись спиной к стене.
Запрокинула голову.
Все ее тело блестело от пота.
— Зачем? — холодно спросил я, заглянув Славе в глаза. Что ж, у меня был хороший учитель для разговора таким тоном. Я не мог понять ангела — до сих пор она не отличалась человеколюбием. Она готова была обратить Нею в ничто, но решила сохранить этой твари жизнь?
Будь я трижды проклят, если у нее есть внятное объяснение!
Я все еще готов был прихлопнуть алхимичку, даже несмотря на то, что она беспомощно вытянула руку в моем направлении. Не иначе как желала просить пощады...
— Затем. — Славя отозвалась в тон мне. В ее глазах отразилось, что она, может быть, хотелось прикончить последовательницу Менделеевых не меньше моего. Но у всего есть цена, последствия и