* * *

Постепенно Джеймсу стало легко с Азизом. Иракец защищал его от суеты и беспорядка, царившего среди моджахедов. Они говорили об Америке.

– Вы говорите о достижениях. Разве торговый центр – достижение?

– Студенческий аргумент. Почему вы говорите только о шоппинге? Америка отправила человека на Луну.

– Так говорят.

– Посмотрите на себя. Саудовская Аравия готова к революции. Люди занимаются только покупками, больше для них ничего не существует. Страна в социальной коме.

– Величие, вскормленное таким образом, настоящее, – заметил Азиз и сменил тему.

Он не имел ни малейшего представления о правительстве и никогда не изучал политику, философию, историю или экономику. Он вел себя как рядовой протестант, полагающийся на веру в то, что его клиника превратится в систему здравоохранения. Томас Мор камня на камне не оставил бы от этого мировоззрения. И не только потому, что в основе его лежало мусульманское тщеславие, но и из-за его безысходности. Идея халифата не находила поддержки, потому что была безжалостной, во-первых, и не опиралась на закон, во-вторых.

Он признавал, что западная цивилизация больна: опухоль в подмышке размером с яблоко. Любой здравомыслящий человек это поймет. Он своими глазами видел и простоту мусульманского мира, и царившее в нем сострадание, видел, как здесь заботятся о больных и стариках. Но ведь многого он и не видел?

Им обоим доводилось убивать. Джеймсу – по приказу, в армии. Оправдывало ли это его? Азиз убивал, если считал человека виновным, его вели эмоции, гнев. Возможно, он слышал фразу, которой руководствовалась Аль-Каида: «Смерть врагам ислама – от пули, бомбы, алкоголя, наркотиков, слухов, рук убийцы, веревки или яда». Азиза терзали противоречия. Ему нравился Джеймс, и верилось, что он может стать мусульманином. А с другой стороны, он верил, что в том месте в груди англичанина, где должно быть сердце, нет ничего. Они лгали друг другу. Азиз попал в Сомали не по собственной воле. В своих письмах в Саудовскую Аравию он жаловался на отсутствие денег, планирования, на трудности общения с лидерами Аль-Каиды в Пакистане. Сомали – это не Афганистан, где боевики всегда могут укрыться и откуда опиум расходится по всему миру. Некоторые письма были полны ностальгии: «Как бы я хотел, чтобы вернулись наши вечера в Афганистане. Мечта сбылась, и плод ее оказался горек, но ведь где-то растут и райские плоды».

* * *

Открытых боевых действий в Сомали больше не будет. Джихадисты усвоили урок две тысячи шестого года, когда переоценили себя. Они стояли на границе с Эфиопией и объявили эфиопам священную войну. За это их уничтожили. Эфиопы завоевали Сомали за несколько дней, взяли Могадишо без боя и гнались за джихадистами до Кисмайо. В последовавшем за этим коротком сражении джихадисты были разбиты. Сотни боевиков отступили в мангровые болота, что вдоль границы с Кенией. Это непроходимые места с тропическими заливами, отмелями, приливно-отливными каналами, лихорадкой, жарой и флорой и фауной всех цветов и оттенков. Прошло сколько-то времени, и американский самолет AC-130 вылетел из Джибути. Эфиопские МиГи уже совершали боевые вылеты из Дэбрэ-Зэйта и утопили колонну джихадистских грузовиков в грязи. Но эфиопам было далеко до сил ада, стоящих на службе у американской армии. Без предупреждения, с расстояния в двадцать километров, самолет засыпал мангровые болота снарядами размером с бутылку колы, которые рвались на куски и разрывали воинов Аллаха. Снарядам понадобилось всего мгновение, чтобы заполнить весь воздух над целью размером с футбольное поле. Выжили всего несколько человек. Некоторые сбежали в центр страны по высохшим руслам рек – вади, другие отправились в Кению пешком или на лодках.

Как и ожидалось, эти боевики вернулись в Сомали и создали новую, более радикальную организацию, опирающуюся на институт мученичества, отвоевывающую южный Сомали город за городом. Они не верили торговцам и разрушали их компании, обкладывали налогом товары и продукты: бензин, рис, макароны, наркотические листья ката, которые жевали сомалийцы, и все рыночные припасы вплоть до рыбы.

Они учли урок две тысячи шестого. Джихадист должен уметь прятаться на земле и в болоте. Сомали – дикая земля. Она живет в ином времени. Можно выжить имея только ружье. Читая молитвы, можно ощутить присутствие Бога и укрепить свой дух. Эту землю нельзя назвать надежным убежищем – ее плоды куда горше, чем в Афганистане, но она обещает тот же самый рай.

Сомали – это дверь в Саудовскую Аравию. Юных арабов отправляют сюда, чтобы они отсиделись и научились воевать. Они живут на самом краю – бегущие от себя и от полиции, замкнутые, заикающиеся младшие братья, отягощенные множеством нерешенных внутренних конфликтов, в большинстве своем сексуальных.

* * *

Она бросила клюворылов и уехала из Спецы, но оставила за собой хижину в горах. Закончила докторат в Цюрихе и осталась на жутких швейцарских высотах на семь лет. Ее интерес к глубине все рос. А после визита в шумерский архив в Цюрихском университете интерес стал поэтическим.

В те годы она любила садиться на случайный поезд, идущий в сторону Альп, с велосипедом. Утверждение о том, что в странах, не имеющих выхода к морю, место приключений занял шпионаж, а место пиратов – полиция, казалось ей верным. Она выбирала самые глубокие долины, откуда зимнее солнце уходило вскоре после полудня, каталась по ним и представляла, как будет выглядеть день на дне нового моря. Склоны здесь были примерно такие же, как на Среднеатлантической гряде. Водопады сбегали со скал, текли по воздуху. В ее фантазиях это были подводные каскады, вода, которая течет сквозь воду. Лыжные трассы темнели на дисплее эхолокатора, шале были крошечными точками света, подогреваемые муниципальные бассейны – гидротермальными источниками, густыми от микроорганизмов, а не от жителей Сен-Галлена.

* * *

– Раз в год я езжу в Швейцарию, – сообщил он, когда они лежали в постели в отеле «Атлантик».

Они повспоминали аэропорт Цюриха. Если бы существовал какой-то способ скачать картинки из их мозгов, они бы совпали. Они обладали примерно одинаковой чувствительностью, одинаково смотрели на людей и пейзажи и одинаково запоминали их. Оба они смотрели из окон терминала на пастбища и лес, на реки, впадающие в Цюрихское озеро, пили ужасный кофе из белых фарфоровых demitasse, видели альпийские снега, пока вокруг проплывал постоянный поток людей и машин, семей, спешащих к гейтам, тележек с багажом, взлетающих самолетов компании Swiss с белыми крестами на красном. Но все-таки эти воспоминания были разными. Для нее это было что-то привычное, пейзажи, на которые она любовалась студенткой, система, в которой она работала. Он прилетал в Цюрих из нищих стран и испытывал определенный подъем. Через окно он видел результат труда и эффективность, так не похожие на все, что встречается в мусульманских деревнях.

* * *

По дороге в деревню они дошли до леса.

– Извини, – быстро сказала она, – я туда не пойду.

Он уже ступил под первое дерево, но тут оглянулся. Она стояла на месте.