– И ты стала главным редактором журнала, – сказалДавид, – как все это здорово. Значит, твоя жизнь состоялась. Я тогда вернулсяиз Новосибирска и узнал, что ты вышла замуж. Говорили, что твой тесть был оченьважным человеком. Я тогда искренне за тебя порадовался.

– Так порадовался, что даже не позвонил, когда сновавернулся в Москву?

– Я не сразу вернулся. Только через два года. В первыйотпуск я поехал в Тбилиси. У меня тогда заболела мать и я поехал к ней. А сюдая приехал только через два года. Мне сказали, что ты замужем, у вас все хорошо.Даже любезно сообщили, что ты успела родить. Поэтому я не стал тебе перезванивать,чтобы не мешать вашему счастью.

– Какое благородство, – всплеснула она руками, – иты поэтому решил мне не звонить? Так радовался за меня, что даже не захотелменя снова увидеть. Ты всегда был эгоистом, Давид. Извини, что я вынуждена тебеэто говорить. Я ведь чувствовала твое отношение ко мне. Ты помнишь, как мыпознакомились? Ваша компания была у Владика дома, когда я туда пришла. Мне ещесказали, что у Владика собираются лучшие фарцовщики среди студентов.

– А мне сказали, что придет самая красивая студентка-журналистка, –вспомнил улыбаясь Чхеидзе, – и еще рассказывали о твоем знаменитом папе.

– Поэтому ты сразу запал на меня. Твоему кавказскому «эго»льстило, что ты будешь встречаться с самой красивой студенткой. Ты знаешь, какя об этом догадалась? Когда увидела твои многочисленные фотографии в зарубежныхжурналах вместе с разными красотками – актрисами, топ-моделями, журналистками.В общем тебе нравится быть в окружении красивых женщин. Это, очевидно, тебястимулирует.

– Ты мне тогда очень нравилась, – возразилДавид, – и встречался я с тобой не для «стимулирования».

– Возможно, что нравилась. Но еще больше ты любил гордитьсямною, выставляя как игрушку, как символ твоего безраздельного могущества. Тебебыло приятно, что с тобой рядом находится такая студентка. К тому же все зналимоего отца, известного профессора. У него как раз в это время вышла очереднаякнига.

– Я встречался с тобой не из-за твоего отца, – возразилДавид, чуть покраснев, – ты мне нравилась больше всех остальных. И ты самапрекрасно знаешь, что очень мне нравилась. А насчет отца... Говорят, что это тывыбирала себе мужа из-за его отца. Он ведь был тогда заместителем министра.

– Ах, вот почему ты не позвонил. Решил, что я выбрала себебогатого мужа с хорошими родственниками? Эх ты, значит, ты меня совсем непонимал. Этот парень ухаживал за мной, еще когда мы с тобой встречались. Ты ещетак смеялся над Викентием. Да, да, тот самый Викентий Миланич, которого тытогда считал полным ничтожеством. Он все время бегал за мной как собачонка, готовбыл выполнить мои любые прихоти, чтобы я только вышла за него замуж. Уже позжея поняла, что нельзя выходить за «собачку». Мужа нужно уважать. Или хотя бы необманывать. Мой меня очень любил. И возможности имел почти неограниченные. Егоотец был не просто заместителем союзного министра, а еще и генерал-полковником.В те советские времена у него была очень большая должность. Только мне от этогобыло не легче. Я его не любила совсем и самое главное – не уважала. Оченьтрудно жить с мужчиной, которого не уважаешь. Вот поэтому мы с ним и развелисьчерез два года. И я осталась одна с ребенком на руках.

– Я этого не знал, – сказал несколько ошеломленныйтаким известием Давид.

– Или не хотел знать, – возразила она, – так былоудобнее.

В дверь снова постучали. Чхеидзе крикнул, разрешая войти.Официант вошел снова вместе с Вебером. В руках он держал три бутылки вискиразных сортов. Ирина усмехнулась. Очевидно, в отеле уже знали, какой именноклиент у них остановился.

– Поставь на стол и уходи, – приказал Чхеидзе, протянувофицианту на чай десять евро.

Официант вышел вместе с Вебером за дверь.

– Это твой телохранитель? – спросила Ирина, указывая навышедшего Вебера.

– Да. Он прилетел вместе со мной.

– У тебя охрана, как у президента, – заметилаИрина, – ты чего-то боишься?

– Ты же знаешь, что случилось со мной сегодня. Я чуть непогиб. Поэтому мне прислали такую охрану, – он поднял одну бутылку,показывая ее Ирине, и она кивнула в знак согласия. Чхеидзе разлил янтарнуюжидкость в два больших стакана. Добавил лед. Протянул один стакан своей гостье.

– За нашу встречу, – предложил он.

– За встречу, – согласилась Ирина, чуть пригубивнапиток. И поставила стакан на стол перед собой. Затем сказала: – Насколько яслышала, это была случайная авария.

– Ничего случайного не бывает, – возразил Давид, –помнишь, как было написано у Булгакова? Ты тогда попросила меня достать длятебя эту книгу, и я достал ее через знакомых ребят. Даже не книгу, а журнал,где был напечатан роман. Честно говоря, он мне не очень понравился. Я не любил мистику.Но одну фразу насчет упавшего кирпича запомнил. Кирпич просто так на голову непадает, сказал Воланд.

– И ты думаешь, что твою аварию подстроили? Или это была неслучайность?

– Я тебе расскажу как было, – сказал Чхеидзе. – Ион вкратце рассказал, что с ним произощло, закончив монолог словами: – Так чтожить мне осталось два дня. А потом меня убьют.

– Кто убьет? Почему?

– Этого я не знаю. Но цыганка сказала, что убьют. И теперь яначинаю думать, как мне быть, – он взял бутылку и налил себе почти половинустакана. Затем залпом выпил виски, даже не поморщившись.

– Не нужно столько пить, – попросила Ирина, – и тыничего не хочешь предпринять? Будешь сидеть и ждать, пока тебя убьют? А может,она ошиблась или ты ее не так понял?

– Рядом со мной стояли несколько человек. И они все слышали,что именно говорила цыганка.

– Тогда уезжай, – предложила Ирина.

– Не могу. Звонили из прокуратуры и просили меня задержатьсяв Москве, хотя бы на два дня. Пока не проведут вскрытие тела погибшего. Какбудто они не знают, что именно произошло. У них сотни свидетелей. На глазах увсей улицы, этот грузовик врезался в нашу машину. Но им важно, чтобы я тожеоставался в Москве.

– Ты проверился в больнице? У тебя нет внутренних разрывов,каких-нибудь кровоподтеков?

– Есть, – мрачно сообщил Давид, – и на руке, и наноге. Я стараюсь об этом не думать. Но ничего серьезного нет. Ребра целы,руки-ноги тоже. Голова не пострадала.

– Тогда тебе действительно повезло, – она подняла свойстакан, в котором было немного виски, перемешанного с уже растаявшими кусочкамильда.

– За тебя, – сказала она, – за твое сегодняшнеевторое рождение.

– Спасибо, – он плеснул себе еще немного виски, и оничокнулись, перед тем как выпить. На этот раз он только пригубил напиток.

– Ты очень красивая женщина, – задумчиво произнес ДавидГеоргиевич, – иногда я жалел, что все так глупо получилось. Ты помнишь нашпоследний разговор у вас дома? Ты пыталась мне что-то сказать, объяснить, а яничего не понял. И ушел, так ничего и не попытавшись понять. Потом долго ругалсебя за свое глупое поведение. Но было уже поздно. Я должен был лететь вНовосибирск.