– И вы с ней расстались?

– Хуже. Мы с ней разорвали всякие отношения. Она пыталасьменя убедить, что мне нужно остаться в Москве. Сейчас понимаю, что она простоне хотела, чтобы я уезжал. Но говорила это совсем иначе. Она тоже была оченьмолодой и не умела скрывать своих эмоций. Слово за слово, и мы поспорили. Потомразозлились. Потом поругались. И я ушел. Ушел, как выяснилось, на много лет.

Он помолчал, отвернувшись в сторону. Незаметно потер правыйбок, сморщился, очевидно, от боли. Затем сказал:

– В молодости мы бываем излишне эгоистичны. Я уехал вНовосибирск, а она вскоре вышла замуж за это ничтожество. И через два годаразвелась. Потом у нее появился еще какой-то друг. Когда я вернулся в Москву,мне сказали только о ее замужестве, и я решил больше ей не звонить. А она к томувремени уже собиралась разводиться. Вот так глупо я поступил. Потом всеизменилось. Я вернулся в восемьдесят восьмом в Москву, и это был уже отчастииной город. И я был немного другой. А потом события нарастали как снежный ком.И в девяносто пятом я отсюда просто сбежал.

Чхеидзе вздохнул. Затем добавил:

– Тогда меня хотели убить. Или запугать. Но я не думаю, чтоте проблемы могут возникнуть опять. У меня нет ни земли, ни зданий, из-закоторых меня хотели устранить. Ничего нет. Все мои деньги в банках и вразличных зарубежных компаниях. Даже убив меня, их невозможно получить. Но ктои зачем должен меня убить, я не понимаю.

– Вы снова о предсказании.

– Я все время об этом думаю. Ведь цыганка нагадала иСамойлову. Сказала, что он станет руководителем, нечто в этом роде. Он ведьсразу заменил Касаткина. Только цыганка ему нагадала будущие неудачи. И я ужесейчас знаю, что, если со мной что-нибудь случится, то весь проект их компанииполетит к чертовой матери. Получается, что одно было увязано с другим. СмертьКасаткина отложила мою смерть на два дня. А после того как убьют меня, уСамойлова ничего не получится. Это понятно и без предсказаний гадалки.

– И за эти два дня, после аварии, вы выстречались только сИриной?

– Нет, – ответил Давид Георгиевич, – конечно нет.Иначе все было бы достаточно просто.

Он посмотрел в окно. Видно было, что попытка задатьследующий вопрос ему дается с трудом. Но он его все-таки задал.

– Она сказала, что вы познакомились с ней в Румынии ешедвадцать лет назад. Вместе отдыхали? Или вместе поехали?

Дронго понял, что его собеседник тоже ревнует. Ему быловажно знать, какие чувства испытывал к Ирине сам Дронго, которого она нашлачерез столько лет.

– Разве она вам не сказала? – осторожно спросил он.

– Сказала, что знакома с вами достаточно давно. Но уже многолет не разговаривала с вами. Нет, она мне ничего не сказала. Она должна былачто-то сказать?

– Конечно нет, – спокойно ответил Дронго, – мывстретились в Румынии, когда она прилетела туда на один или два дня делатькакой-то специальный репортаж об отдыхающих. А я тогда работал в системеИнтуриста и помогал ей с репортажем. Мы расстались хорошими друзьями, а потомна много лет потеряли друг друга из виду. Москва большой город. И я с трудомвспомнил ее, когда она мне позвонила.

Он лгал. И делал это сознательно. Он понимал, какие чувстваиспытывает к этой женщине Давид Чхеидзе, так и не нашедший своей любви в этойжизни. И его постоянные спутницы в глянцевых журналах были лишь неудачнойпопыткой отвлечься от единственной и настоящей любви, которая была в его жизни.Поэтому спустя столько лет Дронго не хотел вспоминать действительные детали ихвстречи. И не мог рассказывать о них своему собеседнику. За эти годы он сталмудрее и опытнее.

– Она и сейчас хороший журналист, – согласилсяЧхеидзе, – и очень красивая женщина. Я когда ее увидел, просто испугался.Она стала гораздо интереснее. Как говорят французы: женщина – это вино и сгодами она делается все лучше и лучше. Это как раз пример Ирины. Тогда она быланеопытной девочкой, такой домашней и уютной. А сейчас настоящая аристократка.Она тонко чувствует ситуацию, понимает людей, умеет слушать и слышать. В общемона очень изменилась за эти годы и изменилась в лучшую сторону.

Дронго слушал, стараясь не выдавать своего волнения. Ведь ихпоследняя встреча в Мангалии тоже не была рядовой. Очевидно, она помнила обэтом всю свою жизнь и этот печальный опыт тоже закалил ее характер. А виноватбыл во всем только он один. Но рассказывать об этом он не спешил.

Утром она не пришла к завтраку. Возможно, решила отоспаться.Дронго встретил ее соседку, которая ему даже улыбнулась. Вернее, изобразилаподобие улыбки.

– Говорит, что собрала очень неплохой материал, –радостно сообщила соседка, – она их всех выведет на чистую воду. Приезжаютсюда отдыхать, а сами пьют водку, развратничают и безобразничают до утра. У насв Союзе уже приняли меры по борьбе с алкоголизмом. И здесь тоже нужно приниматьподобные меры.

– Обязательно, – заверил ее Дронго, – а почему онане пришла?

– Устала и отдыхает, – сообщила соседка, – ярешила ей не мешать. Какая она молодец. Такая молодая и такая принципиальная.

– Вы правильно сделали, – согласился Дронго, –пусть она пригвоздит их своим пером.

Ему было жаль эту несчастную женщину, так ничего и непонявшую в этой жизни. После завтрака он случайно увидел в холле ресторанабольшую группу из Одессы. Это были в основном учителя, среди которых было многомолодых женщин. Руководитель одесской группы занимал большую должность вобластном отделе народного образования. Что не мешало ему ежедневно устраиватьпосле завтрака «час политинформации», когда он вслух читал своим несчастнымподопечным газету «Правда». Нужно было видеть лица этих молодых женщин, которыедумали о солнечном пляже во время этой политинформации.

Дронго не выдержал. Он подошел к обалдую, который продолжалвслух читать газету. Рядом сидел пожилой еврей, приехавший вместе с группой. Онс грустью смотрел на Дронго, понимая, что этот руководитель не остановится,пока не закончит читать свою статью.

– Подождите, – вмешался Дронго, – так нельзя.

– А вы кто такой? – строго спросил его руководительодесской группы.

– Я представляю здесь отделение Интуриста, – ответилДронго, видя, как оживились молодые женщины. Им было явно скучно слушать оположении трудящихся в Англии и уборке урожая в Ставропольском крае.

– Что вам нужно, товарищ? Мы проводим часполитинформации, – строго сказал руководитель одесской группы. Он был одетв мешковатый темный костюм и короткий галстук, не доходивший ему до пряжки ремня.

– Нужно, чтобы каждый проникся вашей информацией, – счувством предложил Дронго, – а одной газеты явно недостаточно. Лучшеразбить всю группу на пятерки и раздать каждой пятерке по своей газете. Япопрошу в отделении Интуриста, чтобы вам выдавали по шесть или семь газет.Будет еще лучше, если вы сами разобьете всех на пятерки и назначитеответственных. Пусть передают газету из рук в руки. Это новый метод работы. Выведь не можете гарантировать, что все вас хорошо слушают и понимают то, о чемвы говорите. Может, некоторые только делают вид, что вас слушают, а на самомделе думают совсем о другом...