– Хорошо, – киваю и встаю, игнорируя предложенную помощь.

Не вижу смысла оттягивать неизбежное, поэтому сразу же, не давая себе собраться с мыслями, иду в сторону лестницы. Ноги у меня слегка подрагивают от нервозности, я крепко держусь за перила, стараясь прекратить так непроизвольный тремор рук, но мало помогает.

– Эльвира, – поднимается с дивана мне навстречу Шамиль, показывает рукой на место возле себя, – прошу, присаживайся.

Следом за ним встаёт мужчина постарше, оборачивается, доброжелательно здоровается, но наблюдает при этом цепко, будто потрошит мои мысли.

– Я тут посижу, – поджимаю губы и сажусь во второе кресло, первое занято незнакомцем.

– Это Владимир, мой юрист, – садится и представляет мне мужчину с тяжелым взглядом, – Эльвира, я тебе о ней говорил. Введи, пожалуйста, ее в курс дела. Основное я уже рассказал, так что остались только незначительные детали.

Последующие полчаса юридический представитель Галаева говорит мне что-то касательно пунктов этого договора, по которому я получаю внушительную сумму денег взамен об отказе от опекунства над сыном в пользу его отца, то бишь Шамиля.

– Отказ? – растерянно переспрашиваю, такое не укладывается у меня в голове.

– Ни в коем случае, родительских прав Вас никто не лишает, – приподнимает ладони мужчина, пытаясь успокоить меня, но у него плохо получается, – это всего лишь формальность, гарантирующая обязательное проживание ребенка с отцом.

– Да, – кивает со своего места мужик, невольно подаривший мне дитя, – никто не запрещает тебе к нему приезжать и видеться. В договоре это тоже указано, но сама понимаешь, я человек известный, на виду, встречи только на моей территории.

Мне не нравится, как едва видимо дергается при своих словах Шамиль, как предостерегающе смотрит на своего адвоката. Последний недовольно, как мне кажется, поджимает губы, но помалкивает.

– Это… – хочу сказать, что это «ужасно», и что он изверг, человек без души, которому самое место в тюрьме, но меня перебивают.

– За твою подпись полагается очень щедрое вознаграждение, – окончательно забивает крышку моего гроба мужчина, чье имя для меня становится нарицательным, ассоциирующимся теперь с Адом.

– Кхм, – прокашливаюсь, сдерживая слезы, – что?

Сердце мое колотится чаще и сильней, пульс уже зашкаливает, гулко отдаваясь в ушах. Я практически не слышу, что мне продолжают говорить и на что уговаривать. Последнее, что помню перед потерей сознания, твердые высеченные черты Зверя под личиной человека. Шамиля Галаева…

– Что там, доктор? – доходит до моего сознания голос Шамиля.

Слышу в нем беспокойство, открываю медленно глаза. Слегка кружится голова, но дышится легко.

– Девушка пришла в себя, – говорит незнакомый мужской голос.

Поворачиваю голову, вижу справа от себя симпатичного мужчину лет тридцати. Он улыбается, глядя на меня с добротой.

– Сколько пальцев видите? – спрашивает, водя передо мной пальцами.

– Три, – отвечаю, затем с его же помощью привстаю.

Галаев дергается, но не успевает первым, так что я рада. Не желаю его прикосновений, да и присутствие его меня угнетает. Этот мужчина – врач, как я понимаю, исходя из того, что на шее у него висит фонендоскоп, да и вопросы задаёт, соответствующие его профилю.

– Боли внизу живота, дискомфорт ощущаете? – спрашивает, кивая на мой живот.

Я автоматически прикрываю его руками, что не ускользает от его внимательного взгляда. Мы встречаемся глазами, и в его я ловлю незаданный вопрос. Поджимаю губы, смотрю на Шамиля, все это время стоящего у подножия дивана, на котором я лежу. От него не укрываются наши переглядывания с доктором, и по напряженным скулам понимаю, ему это не по душе.

– Нет, – качаю отрицательно головой, – все в порядке.

– Раньше Вы теряли сознание? – вопрос задают мне, вот только я гляжу совсем не на врача.

Сглатываю, слегка приподнимаюсь и, опираясь об обивку дивана, принимаю вертикальное положение. Лежа чувствую себя уязвимой.

– Нет, никогда, – перевожу взор на мужчину.

Светловолосый, чем-то напоминает мне Гришу. Может, улыбкой или добрыми глазами, спокойной энергетикой.

– В целом, думаю, это от перенапряжения и переутомления, – оборачивается и поясняет Шамилю, – но я рекомендовал бы все же провериться в больницу. Берите документы и собирайтесь.

Когда он произносит слово «больница», меня пробирает неприятная дрожь, но потом до меня доходит, что это скорая. Обычная медицинская помощь. Вот оно, то, что мне может помочь. Только Шамиль все портит.

– Исключено, моя жена никуда не поедет, – хмурится, недовольно окидывая взглядом мужчину.

– Но обмороки… – все еще пытается воззвать к его благоразумию врач.

– У нас есть своя частная клиника, мы обратимся туда, спасибо, что приехали, – пресекает в зародыше его возражения хозяин дома, затем кивает кому-то в проёме двери, – Макс, проводи до машины.

И доктор, кинув напоследок тревожный взор в мою сторону, вынужденно удаляется. А я смотрю ему в спину с тоской. Думаю, он бы мог мне помочь.

– Хаят поможет тебе одеться, – говорит мне Шамиль, помогает встать с дивана, подталкивает в спину, – паспорт твой у меня, жду внизу.

– Куда мы едем? – спрашиваю, догадываясь, впрочем, и без его ответа.

– В клинику, тебя осмотрят более квалифицированные специалисты, – морщится, неприятно ему было присутствие постороннего, – и сделают УЗИ, хочу посмотреть на своего сына.

– Неизвестно еще, родится ли мальчик, это может быть и девочка, – парирую, недовольная тем, что даже в этом вопросе он хочет все контролировать.

Ощущаю себя мухой в паутине, где огромный жирный паук раскрыл свои жвала и готовится меня поглотить.

– В моем роду рождаются только мальчики, – с заминкой говорит, но уверенно.

Фыркаю от смеха, всей душой желая в этот момент, чтобы родилась девочка. Ему назло. Но потом отбрасываю эти мысли из головы. Поглаживаю животик, шепчу малышу, что буду рада ему в любом случае. Хаят приходит спустя минуту, как только я вхожу к себе в комнату. Она молчит, я тоже, что нас обоих полностью устраивает. Достаю свои собственные вещи, пытаюсь надеть джинсы и толстовку, вот только все это мне уже мало, да и не предназначено для беременных.

– Господин Шамиль распорядился о покупке для Вас гардероба, – после недолгих наблюдений за моими потугами произносит домработница, – я подобрала все на свой вкус и в соответствии с традициями.

Она открывает дверь, которая раньше была заперта, и заходит внутрь. Я иду следом и ахаю, это же целая гардеробная. Справа развешаны платья, слева обувь, все, как из модных журналов, что так любила смотреть Вера.

– Думаю, это платье подойдет, – отвлекает меня от печальных мыслей о сестре Хаят.

Она протягивает мне что-то серое, закрытое с головы до пят. Смотрю на вешалки и с тоской констатирую, что там все такое – черное, серое и приглушенных тонов.

– Ваш вкус? – не могу сдержать в голосе язвительности, уж больно похоже