Там, на Севере, — это была такая нецелесообразнаяработа! Мы, четыре женщины с высшим образованием и научными степенями,заготавливали лес. Нас охранял боец, очень симпатичный молодой человек, явнодеревенский. Я понимаю, это необходимо, а вдруг мы действительно враги народа?Но этому бойцу было холодно, он грелся около костра и в этом костре сжигал всето, что мы за смену успевали заготовить. Это так глупо!

Вполне можно было использовать нас на каких-то болееполезных работах. Например, Востроградская, доктор технических наук, умелаочень хорошо готовить. Но я отвлеклась.

Тетя Вася неодобрительно поглядела на шумящих китайцев,которые обосновались за соседними двумя столиками.

— После освобождения я отправилась на место проживания,которое назначили мне по суду...

— В ссылку? — уточнила Надежда.

— На место проживания, — твердо возразила тетяВася, — в Нукус. Надо сказать, там собрались совершенно замечательные люди— ученые, искусствоведы. Такого Художественного музея, как в Нукусе, нет вомногих крупнейших городах. А сколько там замечательных археологическихдревностей!

— И ассирийских? — осторожно поинтересоваласьНадежда.

— И ассирийских, — не моргнув глазом, подтвердилатетя Вася. — Конечно, жизнь там довольно трудная, — продолжилаона, — особенно тяжело было в первые годы... Но интеллигентного человекане должны пугать мелкие бытовые неудобства вроде скорпионов в сортире...

— Вроде чего?! — в ужасе переспросила Надежда.

— Ничего особенного, — презрительно фыркнула тетяВася, — скорпионы в сортире — совершенно обычная вещь. Сортир у меня водворе...

— Что, и сейчас?

Тетя Вася не удостоила племянницу ответом и продолжила:

— А скорпионы — вполне обычный элемент тамошней фауны.Как и сколопендры, фаланги, тарантулы... Вот кара-курт — это похуже, его укуссмертелен, а скорпион — такая мелочь.

Надежда вздрогнула, представив себе скорпиона в своемчистеньком, облицованном голубым кафелем туалете.

Словно прочтя ее мысли, тетя Вася поправила пенсне,взглянула на Надежду так, как Станиславский, должно быть, смотрел наНемировича-Данченко, когда они ссорились по вопросу о том, с чего начинаетсятеатр — с вешалки или с буфета, и провозгласила:

— Вы все здесь невероятно избалованы!

Теплый ватерклозет развращает! Привыкнув к нему, человекскатывается в болото мелкобуржуазной изнеженности! — Выпив чашку крепкогогорячего чаю, она оживилась и принялась за старое.

Надежда, оставшись в этом вопросе при своем мнении, решиласменить тему:

— Тетя Вася, но вас же должны были вскоререабилитировать... Или это называется как-то по-другому... Ну, после смертиСталина?

— Вскоре?! — с пафосом повторила тетка. —Конечно, если пять лет — это вскоре!

Я приехала в Нукус в пятьдесят втором году, а мое делоПересмотрели только в пятьдесят седьмом. Видимо, это дело было оченьнезначительное. До него долго не доходили руки.

— В пятьдесят седьмом? — переспросилаНадежда. — Но почему же вы тогда не вернулись?

— Ха! — Тетка гордо закинула голову, и пенсне свалилось,закачавшись на шелковой ленточке. — Я связалась с университетом ипоинтересовалась судьбой того доцента, чей донос послужил причиной моегоареста. Он был уже профессором и заведующим кафедрой. Как ты считаешь, могла явернуться?

Я предпочла остаться в Нукусе. Тем более что уже привыкла ктамошней жизни, а главное — наткнулась на интереснейшую научную тему. В местномкраеведческом музее хранились глиняные таблички, найденные при раскопках вначале века русским археологом Аргуновым. Фонд Аргунова пятьдесят лет стоялнеразобранный — сам он умер от лихорадки в 1910 году. А никто из серьезныхспециалистов в Нукусе не был и не видел его находок. Бытовало мнение, чтоАргунов раскапывал в Каракалпакии захоронения скифов или сарматов. Но я увиделаэти таблички и не поверила своим глазам.

Этот стиль ни с чем невозможно спутать — крылатые быки,драконы, рогатые рыбы — настоящий ассирийский стиль! И я совершенно неудивилась, когда нашла на некоторых табличках ассирийские клинописные надписи.Это огромное открытие! Значит, влияние ассирийцев распространялось даже достепей Каракалпакии! Я написала об этом статью в «Вестник Академии наук».

Публикация произвела фурор, хотя Зайценогов — тот профессор,о котором я уже говорила — пытался злопыхать и ставил под сомнение мою научнуюквалификацию. Тем не менее меня приглашали в Москву и Ленинград, но яотказалась.

— Почему? — перебила Надежда тетку.

— Один раз мне уже пришлось полностью изменить своюжизнь. Васильевский остров я поменяла на Нукус не по своей воле, но опять всеменять — не хочу! Буду жить в Нукусе до конца своих дней и продолжатьисследование коллекции Аргунова.

— Но сейчас-то вы все-таки приехали! — неудержалась Надежда от шпильки.

— Я же тебе говорила, — начала тетя Вася с легкимраздражением, — меня пригласили руководители Эрмитажа, а главное — мнепросто необходимо сравнить таблички из коллекции барона Гагенау саргуновскими. — Она ткнула пальцем в картинку на буклете.

— Тетя Вася, — ужаснулась Надежда, — неужеливы привезли из Нукуса всю его коллекцию?

— Что ты, это очень маленькая ее часть!

Я, конечно, хотела бы взять гораздо больше, но тогда нужнобыло бы заказывать железнодорожный контейнер, а у меня не хватило средств наего оплату.

Спектакль шел отлично. Зрители смеялись в нужных местах идаже хлопали по ходу пьесы, а не только в конце.

В последнем действии на Ольге был надет мужской костюм —черный бархатный камзол, кюлоты, а под камзолом — белоснежная батистоваярубашка с кружевами.

Парика не было — свои волосы были как раз нужной длины. По пьесеполагалось героине переодеться в юношу, и Ольга с удовольствием играламальчишку — она имитировала походку, чуть сутулилась и загребала ногами, делалаэто чуть нарочито, потому что зрители знали, что она — не мальчик, а еевозлюбленный по пьесе — якобы нет. Когда она в качестве кавалера танцевала сочень богатой и глупой дамой, кто-то из зрителей даже крикнул: «Браво!».

Все кончилось хорошо, как во всех комедиях Гольдони.

Зрители хлопали, актеры вышли кланяться. Ольге полагалось закороткое время быстренько переодеться в шикарное длинное белое платье ссеребристым отливом и принимать аплодисменты зрителей уже в туалете невесты,при полном, так сказать, параде.

Она стремглав бросилась в свою гримерную, чтобы успеть — навсе про все выходило у нее пять минут. За сценой никого не было, у них вообщебыла маленькая труппа, так что все артисты были на сцене, осветитель, он жерабочий сцены, сидел в своей будке. Режиссер вышел на сцену вместе с артистами.