позабочусь о малышке. Я бы отдала ей амулет, если бы могла написать новый… – Ханеле вздохнула, – но здесь такого не получится. Да и не нужен ей амулет. Черный король ее полюбит, больше жизни, а с белой королевой мы справимся… – она подхватила появившийся на плите горячий кофейник. За ставнями завывал вихрь:

– Малышка все сделает, а мне надо поговорить с другой внучкой. Тоже упрямица, каких поискать, но рано или поздно она сдастся. Она поможет мальчику, и девочке тоже поможет… – девочка и волновала Ханеле:

– Но я все придумала… – она постояла, опираясь о плиту, – придумала, как от нее избавиться. Не зря они стройку затеяли… – она подавила озорной смешок, – девочка навестит наши края. Навестит, чтобы не вернуться. Тогда мне больше никто не помешает… – перед глазами Ханеле встал ослепляющий свет:

– И увидел я, бурный ветер пришел с севера, облако огромное и огонь пылающий, и сияние вокруг него, и как бы сверкание изнутри огня… – остановившись на пороге гостиной, она посмотрела на рыжий, коротко стриженый затылок, на белый воротник скромной блузы. В испещренных пятнами чернил пальцах дымилась сигарета:

– Даже здесь она курит… – недовольно покачав головой, Ханеле присела напротив. Большие глаза цвета жженого сахара спокойно взглянули на нее:

– Те, кто живы, мертвы… – подумала Ханеле, – это про отца Ирены, а те, кто мертвы, живы, как известно. Она пока отказывается, но я ее уговорю…

Она ловко налила кофе, в чашку тонкого фарфора: «Здравствуй, Констанца».

На плато им пришлось снять лыжи. Обледенелые камни скользили под ногами. Впереди, в буране, едва виднелись очертания семи скал. Меир вызвался идти первым:

– Вообще здесь нужна веревка, – недовольно сказал полковник, – подъем почти альпинистский. Веревка и крючья, но попробуем обойтись и без них… – ступать требовалось с большой осторожностью:

– Ты не летал в Патагонию, а потом в Антарктиду, – заметил герцог Волку, – я из-за ранения тоже не был в Антарктиде, но Марта с Меиром рассказывали, что там похожие горы… – Максим кивнул:

– После Альп с Уралом я справлюсь. Но вы идите первыми, я вас выше и тяжелее. Я вас поймаю, если что… – Джон вспомнил акцию в форте де Жу:

– Его девушка тогда погибла, Надя. То есть не его девушка, но я думал, что его, поэтому и не стал… – герцог вздохнул:

– Она была очень красивая. Роза обещала назвать дочь ее именем, и назвала. Только ее девочки все равно сгинули в СССР, как и она сама… – прошлой весной Джон полетел с детьми в Париж. Лаура отказывалась посещать публичные мероприятия. Мишель извинился:

– Надо ее понять. Ей неприятно, когда люди разглядывают ее лицо. Семья привыкла, но на таких церемониях не обойтись без журналистов и зевак… – меняясь за рулем лимузина, они привезли детей в Лион. Пьер и Полина, устроившись на заднем сиденье, болтали о школе. Юный барон де Лу не расставался с альбомом. Взглянув на сына в зеркальце, Мишель понизил голос:

– У него хорошие способности к рисованию, лучше, чем у меня… – кузен улыбнулся, – но Пьер упрямый парень. Он собирается стать инспектором, в Сюртэ… – старшие дети, насколько слышал Джон, говорили о поступлении в университет:

– Юриспруденция и экономика, – донесся до него скучливый голос наследного герцога, – чего еще ждать от семейства Холландов? Ничего, я погоняю эксквайра… – сзади раздалось фырканье, – когда я буду заканчивать курс, он как раз поступит. Максим будет юристом. Один юный Ворон займется чем-то интересным. Ты, Джо, разумеется, тоже… – граф Дате ехал в Японию на год:

– Пока на год, – поправил себя юноша, – мама меня просила надолго не задерживаться, но я хочу поработать на угольном месторождении, на Хоккайдо, шахтером, – добавил Джо, – мама, впрочем, ничего не знает. Незачем ей волноваться…

В Лионе, отправив детей спать, Джон с Мишелем посидели в кабачке, напротив средневекового здания гостиницы. Месье Маляра здесь помнили. Поставив на стол дымящуюся сковороду с сосисками, принеся три бутылки бургундского, хозяин попросил передать привет месье Драматургу:

– Непременно, – кивнул Мишель, – у него все в порядке, сынишка растет, внуки тоже… – открывая бутылку, он заметил:

– Тридцать восьмого года винтаж, вину двадцать лет. У вас в Лондоне за него дерут по пятьдесят гиней, а мы выпьем бутылки и попросим еще… – к сосискам полагалась требуха с луком:

– По нашу сторону Альп ты вряд ли получишь лучший обед, – добавил Мишель, – мы часто сюда ходили с Лаурой, когда я спускался в город, из Центрального Массива… – когда зашла речь о Джо, барон пожал плечами:

– Он взрослый парень, ему двадцать лет. Пусть потрудится шахтером, он должен знать производство. Он вообще-то хочет заниматься мостами и тоннелями… – Джон помолчал:

– Насчет его прошения императору, о восстановлении доброго имени Наримуне… – Мишель нашел на столе сигареты:

– Бесполезно, о чем я ему и сказал. В конце концов, Наримуне действительно работал на русских, только Джо отказывается этому верить… – кузен добавил:

– Он парень скрытный, но мне кажется, что он ухаживает за Маргаритой. Он, впрочем, не сделает предложения, пока не встанет на ноги, не начнет зарабатывать, не восстановит замок, в Сендае… – американская авиация оставила от замка и садов заросшие лишайником развалины:

– Но Холм Хризантем возвышается, как ни в чем не бывало, – заметил Мишель, – Джо навестит тамошнюю обитель. Они с Ханой прятались среди цветов, когда арестовали Наримуне и Регину… – Маргарита и Виллем тоже ожидались в форте де Жу:

– Монах привозит женское царство, – усмехнулся Мишель, – Хане будет, с кем поболтать. Они сейчас в Женеве, Эмиль показывает детям Швейцарию. Подумать только, если бы он добрался до монастыря в Мальмеди, он сейчас практиковал бы в нейтральной стране. Не случилось бы всего того, что случилось… – Джон вскинул бровь:

– Он сам считает, что это к лучшему… – герцог вспомнил пение пулеметных пуль по камням форта:

– Вокруг него и Розы словно молнии били. Он потерял и Розу, и Цилу, – Джон скрыл вздох, – он теперь, наверное, и не женится… – Мишель порылся в кармане пиджака:

– Хотел тебе показать. Я не оставляю надежды найти документы о госпоже Марте. Пока безуспешно, однако, как часто бывает, я наткнулся на одну небезынтересную вещь… – в руках Джона оказалась фотокопия древнего манускрипта:

– Это старофранцузский, – предупредил Мишель, – я сделал перевод… – частное письмо послали из аббатства святого Винсента, в Санлисе, в Пикардии, в 1070 году:

– После предоставления обители королевских привилегий, – читал Джон, – к нам стали стекаться послушницы. Ее величество Анна пребывает в добром здравии, она уверенно смотрит в будущее. Надеюсь, что и ты, мой дорогой Сигмундр, находишься под защитой Иисуса, Богоматери и всех святых. Посылаю подарки твоей жене и моим милым внукам. Что касается твоей сестры… – текст обрывался. Внизу Мишель приколол маленькую фотокопию:

– Половина листа отсутствует, – объяснил барон, – однако ее подпись сохранилась. Она, вероятно, приехала во Францию в свите королевы Анны Русской, за двадцать пять лет до этого, из Киева… – Джон поднял глаза: «Сигмундр, что на мече кузена Теодора?». Мишель кивнул:

– Скорее всего. К тому времени, он, как видишь, перебрался в Киев, а мать его отправилась обратно в Европу… – письмо подписали твердым почерком образованного человека:

– Настоятельница монастыря святого Винсента, мать Маргарита, в миру дочь рыцаря, Джона Холланда, вдова ярла Алфа Эйриксена… – Джон хмыкнул:

– Скорее всего, ее увезли в Норвегию викинги, в одном из набегов. Они поднимались по Темзе, могли дойти и до Банбери. У нас тогда еще не было замка, мы жили в деревне, в имении… – Мишель без труда получил разрешение передать документ во владение Холландов:

– Мы еще с той поры стали родственниками, – весело сказал Джон, – я напишу Драматургу, он обрадуется… – памятную церемонию в форте де Жу проводили каждый год:

– Все организовал Мишель, – Джон оглядывал французские знамена с траурными лентами, – он привел в порядок кладбище, он приглашает товарищей по оружию… – выжившие бойцы Сопротивления приезжали в Альпы с детьми и даже внуками. Джон бросил взгляд на дочерей Монаха:

– Полине хорошо побыть с девочками, в Лондоне больше парней… – Хана пела на церемонии «Марсельезу».