– С другой стороны, так лучше для глаз, – Меир поправил пенсне, – учитывая, что Хаим у нас оказался очкариком, как говорят парни… – сын, как две капли воды, напоминал его самого в детстве:

– Он, легкий, невысокий, отлично бегает, играет в бейсбол и баскетбол… – пасынок, перед отъездом в Израиль, познакомил младшего брата со своими приятелями, в Бруклине и Гарлеме:

– Пусть ездят на площадки, ничего страшного, – сказал Меир жене, – парням почти десять лет, я в их возрасте один болтался по всему городу, а при них всегда Ева… – старшая дочь возила Хаима и его друга, Джошуа Циммермана, играть в баскетбол:

– Лучше так, чем торчать перед телевизором, – подытоживал Меир, – тем более, что Хаим не обошелся без очков… – младший сын, окруженный приятелями в детском саду, к школе выбрал себе одного друга:

– Они с Джошуа ходят в разные школы, но все равно они, что называется, не разлей вода… – новоиспеченный партнер в «Донован, Лежер, Ньютон и Ирвин», мистер Леон Циммерман, отдал сына во французский лицей на Семьдесят Второй улице:

– Папа хочет, чтобы я занимался международными сделками… – Джошуа скорчил гримасу, – а я хочу работать в Государственном Департаменте… – мальчик вздыхал:

– Правда, мама говорит, что в правительстве ничего не платят… – Меир усмехался:

– Меньше, чем на Уолл-стрит, это точно… – вечером, после ужина с Горовицами, Джошуа добирался домой, в высотный дом на Гудзоне:

– Родители дают ему деньги на такси, – признался младший сын Меиру, – но Джошуа экономит, ездит на автобусе… – Меир хмыкнул:

– Его не проверяют, что ли… – Хаим выразительно закатил глаза:

– Его родители возвращаются с работы, когда Джошуа дрыхнет без задних ног. Была бы жива его бабушка, она бы проверяла, но теперь у них только приходящая прислуга… – Хаим добавил:

– И никто его не заставляет убирать детскую… – Меир развел руками:

– Ничего не поделаешь, милый мой. Правилами безопасности мне запрещено нанимать даже временный домашний персонал… – они сами хорошо управлялись с уборкой:

– Миссис Циммерман даже в выходные работает, – заметила Дебора, – Джошуа рассказывал. Неудивительно, она глава бухгалтерии в Lehman Brothers… – Меир согласился:

– Я еще в Бруклине, мистером Фельдблюмом, понял, что она далеко пойдет… – рука потянулась к потайному карману куртки, где лежал паспорт советского Фельдблюма:

– Неужели Лубянка узнала, что мы здесь… – камни под ногами опасно дрожали, Меир услышал шум, – но, как? Джон уверяет, что Филби чист… – до него донеслось эхо нежного голоска:

– Папочка, я внизу! Папочка, мне страшно… – расселина, по которой Меир попал в сырую пещеру, обрывалась каменистым склоном:

– Ирена просила меня не ходить вниз… – пронеслось в голове, – но теперь она в беде. Я отец, я обязан спасти мою девочку… – краем уха он услышал звуки выстрелов:

– Что за пальба, – Меир нахмурился, – или явились товарищи обглоданного медведем бедняги, с Лубянки? Кстати, это был не медведь, зубы слишком маленькие. Похоже на… – он больше ничего не успел подумать. Луч фонарика выхватил из темноты трогательную, одинокую фигурку дочери. Ирена стояла на краю расселины:

– Я сейчас, милая… – девочка протянула к нему руки, Меир почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Склон зашатался, повеяло теплым ветром. Трепетали белые цветы гранатового дерева, стучали приборы:

– Папа, мама, тетя Амалия, сядьте, пожалуйста, – донесся до Меира строгий голос сестры, – мы с Аароном сами справимся. Девочки, – крикнула она, – что с тортом… – низкий голос Ирены отозвался:

– Несем. Тесса говорит, что ему нравится кокосовая начинка, а я такой никогда не делала. Но все в порядке, торт получился отличный… – вокруг грохотали камни. Меир очнулся от резкой боли в голове:

– Затылок, – понял он, – вот и все. Но я дома, рядом с моими любимыми. Только Дебору жалко, жалко детей… – белые голуби вспархивали над черепичной крышей дома в Старом Городе. На Меира повеяло знакомым запахом табака и леденцов от кашля. Калитка стояла открытой, он оказался в объятьях отца. Меир прижался щекой к небритой щеке доктора Горовица. Он сглотнул слезы, ласковая рука погладила его по голове:

– Я пришел, папа… – отец покачал его, – прости меня, что я тогда опоздал… – Хаим повел сына домой.

Под прозрачным, голубым глазом набухал свежий синяк. Набрав снега, Волк приложил комок к щеке кузена:

– Подержи немного. От фонаря тебе не избавиться, – он помолчал, – но кости вроде целы… – Джон шмыгнул разбитым носом:

– Прости. Сам не знаю, что на меня нашло, но я видел Эмму, а тебя принял за покойника Максимилиана… – Волк подумал о тихом голосе жены:

– Что бы вам не показывали, помни, это не от Бога… – он коснулся стального крестика, под грязным свитером:

– Верно сказано, даже если я иду долиной смертной тени, я не убоюсь зла. Меир пошел этой долиной, и не вернулся… – вокруг завывал буран, снег налипал на влажные ресницы:

– В лагерях в такую погоду даже зэка не гоняют на работу, – вздохнул Волк, – но нам нельзя останавливаться, надо идти дальше… – нечего было и думать о том, чтобы найти тело полковника Горовица. Спустившись в расселину, обдирая руки о камни, Волк наткнулся на глухой завал. Он поводил фонариком по своду пещеры:

– Джона я обезоружил, слава Богу. У него были галлюцинации. Кажется, у Меира случилось то же самое, иначе зачем бы он сюда полез? Он сломал лыжи, так он торопился… – кроме пятен крови и разбитого пенсне, Волк больше ничего не нашел.

Рука осенила крестным знамением непроходимую груду камней:

– Он был еврей, но это все равно. Упокой его в Своей сени, Господи, дай ему жизнь вечную, в пристанище Твоем… – Волк понял, что по кузену некому будет прочесть кадиш:

– Его мальчик еще мал, а Аарон его пасынок. Хотя он возьмет на себя бремя заповеди, как говорят евреи. Бедная Дебора, у нее двое детей осталось на руках. Малышке всего четыре года… – Волк аккуратно уложил пенсне в карман куртки:

– Тела не достать, нечего даже и пытаться… – у него отчаянно болела голова, – надо убираться восвояси. Магнитная аномалия, – вспомнил он, – как бы и здесь не оказалось уранового месторождения. Если геологи нашли залежи, понятно, что вокруг болтаются комитетчики… – выбравшись на плато, он обнаружил герцога в здравом уме. Услышав о гибели Меира, Джон опустил голову в руки:

– Погоди… – плечи дернулись, – погоди, Максим. Мы с ним больше двадцати лет назад… – лицо обжег жаркий ветер, запахло апельсинами. Пули взрывали фонтанчики пыли на нейтральной полосе:

– Тогда в бомбежке погибла невеста Стивена. Мы думали, что Тони тоже больше нет. Я был мистером Брэдли, а Меир мистером О’Малли. Мы впервые встретили Кепку и Красавчика, фон Рабе стрелял в Мишеля, Меир останавливал поезд с шедеврами, отчим Марты спас Стивена, пойдя на таран… – горячие слезы капали в снег. Джон плакал, раскачиваясь:

– В Бирме он отправился меня спасать, и попал в руки Исии. Мы вместе были в Нормандии, Меир сдержал немецкие танки под Ставело, но потерял отца. Он первым наткнулся на Дору-Миттельбау, спас Питера, то есть, сначала его спас Волк…

Вытерев рукавом куртки мокрое лицо, Джон поднял голову:

– Волк, мы должны остаться, должны отыскать тело… – кузен хмуро отозвался:

– Нет. Если я хоть что-то понимаю, то магнитная аномалия, случилась из-за уранового месторождения. Марта рассказывала, что в Антарктиде у вас тоже плясала стрелка компаса… – Волк почесал в обледенелой бороде:

– Поэтому здесь болтаются комитетчики, а вовсе не из-за нас. Комитетчики, беглые зэка, с медведями-шатунами… – его все равно что-то беспокоило:

– Марта говорила о галлюцинациях. Откуда она все узнала? Никто из семьи здесь не бывал, кроме Степана, а его самолет не пустили к столбам… – темные громады тонули в вихрях снега:

– Констанцу держали в ста километрах отсюда, под Ивделем. Она бы тоже не могла ничего понять, не увидев этого места… – Волка ласково погладили по щеке. Бронзовые волосы упали ему