– Ага, – кивнула Леночка, вчитываясь в список моих вопросов. С тревожным сердцем я отбыла к моим дворникам-наркоманам. С легким сердцем я возвращалась оттуда. Леночка исполнила свой долг с виртуозностью Паганини. Он мог играть даже на одной струне. Леночка своим легким, пустым голоском могла одурачить кого угодно.

Один Путин, из Перми, трубку не брал. Во всяком случае, так сказала мне Леночка. Но куда более вероятно, что она не решилась с телефона редакции звонить в Пермь. Зато трое остальных из четверых Путиных согласились ответить на несколько ее вопросов. Двое из них в конечном счете не смогли предоставить мне никаких интересных данных. Первый, который жил в Рязанской области, оказался безработным, телевизор смотреть любил, в основном телеканал «Перец» (любимая программа – «Дорожные войны»). К идее увеличить количество научно-популярных программ отнесся равнодушно. Второй Путин (тот, что жил в Самаре) сказал, что работает, но говорить, где именно, отказался. Сказал только волшебное и ничего не означающее слово «бизнес». Также пояснил, что телевизор он не смотрит, но проявил подозрительную осведомленность в части самых последних сериалов. Что с этим делать – я тоже не представляла. Бизнес? Сериалы? И что?

Зато третий, а именно тот, который из Твери, оказался диспетчером на пульте экстренной помощи. То есть человеком, от работы которого каждый день зависели человеческие жизни. Про Владимира Владимировича удалось узнать, что он любит фильмы про космос, а также не считает современные молодежные программы достойными своего внимания. Что бы он ни сказал – это было как раз то, что мне надо.

Павел сидел на матрасе с ноутбуком на коленках и смотрел на меня в упор. Лицо его передавало одновременно шок, непонимание, ужас и возмущение. Ни одна из представленных эмоций мне не нравилась, и я начала уже жалеть, что поделилась с ним своими планами. Поделиться, однако, было необходимо. Потому что, во-первых, не факт, что мне удастся все провернуть за один день. А Пашка мог отреагировать без понимания, если бы я просто исчезла на два дня. А может, даже и на три. Кто его знает, сколько времени мне понадобится, чтобы осуществить задуманное. Во-вторых, мне нужен был Пашкин фотоаппарат «Nikon».

Всеми подробностями я делиться, конечно, не стала. Не стала говорить о том, как и какими способами я оказалась обладательницей информации о диспетчере Путине из Твери. Я бессовестно соврала, что это, моя поездка и все остальное, – официальное задание редакции, радуясь тому, что проверить мои слова у Пашки все равно не получится.

– Путин? Скажи честно, они что, сошли с ума? – выдавил он в конце концов. – Ты что, не понимаешь, что, если хоть что-то пойдет не так, тебя могут выгнать из газеты? Или вообще закроют всю газету.

– Да что тут такого? Мы же просто берем интервью, и все. Это даже забавно, насколько ты не веришь в свободу печати, Пашка! – воскликнула я, втайне раздумывая над тем, что он сказал. Риск был велик, особенно если учитывать тот факт, что ни о каком интервью в Твери Игорь Борисович реально не знал. Но, с другой стороны, разве можно выгнать из газеты того, кого в нее не взяли? Я вспомнила выражение лица моего несостоявшегося босса, когда он говорил мне о том, как плохо я умею добывать сенсации. Что же, работаю над собой. Я стремлюсь к большему, исправляюсь. И я еду зайцем в Тверь, так как денег у меня почти совсем нет. Жалкие остатки были отданы Пашке для расплаты за нашу крысиную нору.

Дорога до Твери заняла совсем немного времени, выехала я еще затемно, дошла до Ленинградского вокзала пешком. Не успела я расположиться на деревянной скамейке и прикорнуть, как поезд уже прибыл на платформу, заставив мое сердце забиться сильнее. Люди еще только спешили по своим делам, Тверь только начинала свой трудовой день. Неужели я действительно собираюсь сделать это? Может, не стоит? Может, лучше остановиться прямо сейчас, пока не поздно?

Такие мысли появляются в моей голове всегда, когда я собираюсь сделать что-то противозаконное или нехорошее, бессовестное. Когда-то я приторговывала студенческими проездными, чтобы заработать на ноутбук, и тоже нервничала. Я писала рефераты за деньги, тоже переживая за последствия. Да мало ли бывало. Я научилась справляться с приступами паники, умело рассказывала сказки самой себе, своему собственному подсознанию, усыпляя его бдительность фразами типа «будут бить – будем бежать» или «будем решать проблемы по мере их поступления». Потому что, если слушаться внутреннего голоса, можно от страха вообще из дома не выходить. В нашем мире все, что заслуживает внимания, несет в себе и опасность в той или иной степени.

– Добрый день. Я звонила. Журналист из Москвы, – я взмахнула своим удостоверением перед сонным лицом охранника. Тот проводил меня в приемную, где в кабинете с надписью «Администрация» меня встретила дама лет шестидесяти с неестественно широкой и радостной улыбкой на губах. Реальная эмоция на ее лице – опасение. Оно и понятно, ведь в подавляющем числе случаев, когда журналисты, да еще из Москвы, решают что-то написать о диспетчерах, это обычно ругательные критические статьи о том, как до диспетчеров невозможно дозвониться.

– Проходите, проходите. Вот тут мы и обитаем, – дама обвела рукой небольшой кабинет, обустроенный в советском стиле и наполненный уже совсем устаревшей мебелью. Из «новизны» тут был только огромный гроб – компьютерный монитор, я такие в последний раз видела на свалке около нашего института. Ага, значит, с финансированием не очень. Надо этим воспользоваться.

– Я – Василиса Ветрякова, – я снова блеснула удостоверением, что произвело должный эффект на даму. Она перестала улыбаться и сглотнула слюну.

– А я тут просто… Директора нет. Но он велел мне все вам показать.

– Отлично! – я покровительственно кивнула ей и подошла к окну. – Я бы хотела обрисовать быт и условия работы, показать социальную значимость того, что вы делаете. Выявить проблемы, с которыми вы сталкиваетесь.

– Ой, да конечно, давным-давно пора уже о нас написать. У нас этих историй сколько. А сколько людей!

– И главное для меня, – тут же вставила я, – показать диспетчера вот такой важной службы, так сказать, с человеческим лицом. Показать его трудовые будни, его личность. Дать профессиональный портрет.

– Очень, очень правильный вектор, – закивала администраторша и тут же принялась засыпать меня рублеными фразами о нормативах, о невыносимо низких зарплатах, о сущих копейках, о текучке и о необходимости выделения дополнительных помещений. Я подождала, пока она выговорится и фонтан ее красноречия потихонечку иссякнет.

– Ну что ж… – наконец замолчала она.

– А давайте пройдемся, осмотримся тут у вас. Покажете, как тут все устроено. Можно, я немного поснимаю? – Я аккуратно прорубала свое окно в Европу. Через несколько минут мы ходили по рядам операторов в огромных профессиональных наушниках, сосредоточенно уткнувшихся в мониторы и бормочущих что-то в свои микрофоны.

– Каждый оператор может принять до тысячи звонков в день, а если учесть, что одновременно они должны вызывать службы реагирования, общий объем может подниматься до полутора тысяч.