– Не готовы?

– Нет, – отрезала я. – Даже если вы мне сейчас скажете, что это не моя судьба и вы видите страшные беды и несчастия, если я не оставлю журналистику.

– А что, если я и в самом деле вижу что-то такое?

– Наплевать! – воскликнула я, испытав все же неприятное чувство. А вдруг он и вправду что-то видит в моем будущем.

– Вы мне нравитесь, – улыбнулся он и подсел ко мне на диван.

– Вы мне тоже, – ухмыльнулась я, не сводя с него взгляда. Так мы и сидели, глядя друг на друга, как два борца на ринге, пытаясь прикинуть шансы и высчитать, по какой траектории лучше наносить первый удар.

– Я дам вам интервью, – внезапно решился он. – Но на моих условиях и по моим правилам. А однажды я, возможно, даже скажу вам, каким я вижу ваше будущее. Но не раньше, чем вы будете к этому готовы, Василиса.

– Идет! – Я отреагировала моментально. Если бы у меня нашлась сейчас минутка задуматься о том, что происходит в моей голове, я бы с удивлением обнаружила странный факт, что мне совершенно наплевать на интервью, что для меня важно совсем другое. Я хочу быть рядом с ним, хочу слышать его голос, хочу, чтобы он думал обо мне. Хочу произвести на него впечатление, хочу навсегда врезаться в память целителя Страхова. О да, он нравится мне. Как бы поаккуратнее договориться с собственной совестью, чтобы она не подсовывала мне при мыслях о Страхове грустное лицо Пашки.

– Как вы думаете, почему я считаю, что вы совсем не умеете писать, Василиса? – спросил Страхов, открывая дверь в кабинет. Он вышел в холл, и я, после секундной паузы, последовала за ним. Страхов подцепил из шкафчика две бутылки воды, одну из которых протянул мне. Он даже не обернулся, был уверен, что я следую по его стопам, так что просто протянул бутылку и отпустил ее, нимало не заботясь о том, чтобы я успела ее подхватить.

– Почему? – спросила я, почти выбегая за ним на улицу. Арина только и успела, что проследить за нами удивленным взглядом.

– Как вы думаете, чего люди ждут от вас, когда вы обещаете им рассказать о таком человеке, как я?

– Всем нужно чудо. Сенсация, – пожала плечами я, пробиваясь сквозь густую толпу людей. Страхов шел быстро и уверенно, и люди расступались перед ним, но не передо мной.

– Чудо? – Страхов застыл на месте и обернулся, и я, не рассчитав, практически врезалась в него. Он открыл бутылку с водой и выпил ее одним залпом, всю целиком.

– Ну, или хотя бы иллюзия чуда, чего обычно бывает достаточно.

– Нет, Василиса. Людям нужна ваша уникальная авторская позиция. Что вы сами думаете о том, что пишете. Что именно натолкнуло вас на тему? Почему Страхов, а не какой-то другой целитель? Каким образом ваша статья сможет изменить этот мир?

– Изменить этот мир? – рассмеялась я. – Никакая моя статья не сможет изменить этот мир.

– Вот именно поэтому-то вы и пишете отвратительно, – бросил он мне через плечо.

– Не так уж плохо я пишу. Вы тоже несправедливы. У меня есть статьи на портале «Новой Первой», которые неделями не выходят из топов.

– Ваши статьи абсолютно никакие. Это не значит, что люди не будут их читать, но это и не значит, что они стоят хоть одной минуты чьего-нибудь времени. В ваших вопросах не было ничего продуманного, вы поленились поработать над ними. Вы потратили пять минут, чтобы потом попытаться взломать меня тупым ножиком самых банальных и очевидных вопросов.

– Но ведь я ничего особенно о вас не знаю, – попыталась защититься я. Страхов отвернулся и пошел дальше.

– Но вы и не спрашивали.

– Я спрашивала! – возмутилась я. – Но вы же ничего не помните!

– Нет-нет, вы не спрашивали – ни о том, во что я верю, ни о том, чем я живу. Вы не хотели узнать, какой я человек. Давайте вспомним, что вы хотели узнать. Не вру ли я, рассказывая истории о себе. Не вру ли я, говоря, что могу читать мысли. И еще – не могу ли я передать пару слов вашей маме, раз уж у меня есть дар разговаривать с мертвыми. Передать ей, чтобы она не обижалась, что вы были заняты всякими глупостями и не приезжали к ней месяцами.

– Перестаньте!

– Почему? – спросил он.

– Это просто жестоко! – воскликнула я, еле сдерживая слезы.

– И что? Ведь это же правда. – Я остановилась, а Страхов только пожал плечами и продолжил идти вперед, нимало не интересуясь тем, иду я за ним или нет. Я посмотрела на бутылку с водой в моей руке и на удаляющуюся фигуру Страхова. Он подошел к высокому офисному зданию, выбросил пустую бутылку, оглянулся, поймал мой взгляд, а затем исчез в дверях какого-то кафе. Я уже пожалела, что затеяла все это. Что дала право этому человеку копаться в моей голове, давить на больные места, делая мое чувство вины почти непереносимым. Сволочь! Просто гад.

Хотелось развернуться и уйти, но с ужасом осознавала, что не могу. Я сказала себе, что дело в интервью, но и это было не полностью правдой. Страхов был совершенно прав. Я ведь совершенно никакой журналист, чего уж там. Не стоит врать своим ребятам, а уж самой себе тем более. Я вдруг вспомнила, как спросила у Страхова, счастлив ли он. Единственный хороший вопрос? О, я спросила об этом только потому, что это волновало меня лично. А так… За годы учебы, работая в «Новой Первой» и везде, где только смогу, я написала кучу статей. Неплохие, некоторые даже хорошие, интересные. Многое зависело от материала, который попался мне в руки. Но любую из моих статей мог написать совершенно любой журналист. И писали. Иногда мы даже писали друг за друга, подменяя на заданиях. Никто бы никогда не заметил разницы. Но ведь это нормально, все так живут.

Все так пишут. У всех нас есть причины не лезть, не нарушать заведенный до нас порядок и действовать в согласии с существующими правилами и традициями. Только вот… меня это не очень устраивает. Согласно существующим правилам и традициям, женщина не может работать репортером на серьезные издания. Как-то не принято. И, если уж смотреть на вещи честно, то моя выходка с Путиным – вообще единственная реально крутая вещь, которую я сотворила за свою жизнь. По моей лично шкале – девять баллов из десяти.

Я открутила крышку и принялась пить воду с жадностью путника, добравшегося до оазиса в пустыне. Быстро допила воду, выбросила бутылку в мусорку и решительно направилась в сторону кафе. Зачем мне быть рядом с таким человеком, как Страхов? Потому что впервые я, кажется, нашла человека, который не врет в каких-то самых главных вопросах. А это многого стоит. Даже того, чтобы признать, что он прав – я оказалась не самой хорошей дочерью. И мне придется с этим жить.

Тяжелая стеклянная дверь подалась с трудом, пружина в механизме была тугой и почти неподъемной для такой крошечной девушки, как я. Внутри было прохладно, работал кондиционер, и повсюду царил мягкий полумрак. Официант, долговязый парень с длинными волосами, перетянутыми кожаной бечевкой, подошел ко мне и спросил, ждут ли меня. Я пожала плечами, прошла внутрь и прошерстила взглядом посетителей кафе. Страхов сидел или даже скорее полулежал на диване около окна, большого и затемненного. Он смотрел на меня и улыбался. Перед ним стоял чайник и две чашки. Он помахал мне рукой, приглашая присоединиться. Я нахмурилась и плюхнулась напротив него – нечего, хватит садиться рядом, сбивая меня с мыслей и тревожа мой душевный покой.