над наброском Клэя, используя свой последний рисунок в качестве образца. Но каждый раз, когда начинаю, меня отвлекает то, что произошло между нами.

Держу пари, ты жаждешь, чтобы я наполнил тебя прямо сейчас.

Кем бы он ни был, я всегда позабочусь о тебе лучше, чем он.

В горле у меня суше, чем в пустыне.

Я вскакиваю, чтобы взять на кухне содовую, кладу альбом для рисования и оригинальный рисунок на журнальный столик и игнорирую покалывание между бедрами. Я пытаюсь продвинуться в работе над новой частью фрески. Прикосновения к себе в душе и мысли о Клэйтоне Уэйде не помогают.

Когда звонит телефон, я меняю направление, благодарная за то, что меня прервали.

Мари.

— Прости, если вчерашнее свидание было странным, — говорит моя сестра, когда я отвечаю на звонок.

— Все в порядке. На самом деле я не ищу никаких отношений.

— Это все еще из-за Брэда?

— Нет. Я пытаюсь сосредоточиться на своей голове прямо сейчас, а не на своем сердце, — или на желании, переполняющем меня с прошлой ночи. Ощущение языка Клэя внутри меня, ощущение того, как он покрывает мою кожу, преследовало меня еще долго после того, как мы с Брук вернулись домой и я смыла под душем последние свидетельства нашей встречи.

Если честно, этот ворчливый баскетболист занимал мой мозг с того самого момента, как он попытался выдворить меня с моего места в самолете.

— В общем, как дела? — спрашиваю я.

— Ты как будто была раздражена, когда я писала. Очень не по-Нововски.

Я удивлена, что она это заметила.

— Из-за работы, — признаю я, доставая из холодильника открытую бутылку вина. — Я хочу сделать все, что в моих силах, и не могу смириться с мыслью, что подведу Джеймса.

У меня никогда не было такой важной работы.

Да, то, что я делала в прошлом, имело значение, но это полностью зависело от меня.

— Каждый раз, когда у тебя появляется новый клиент, приходится учиться. Выяснить, что для него важно, может быть трудно.

Я киваю, хотя Мари меня не видит.

— Иногда нужно притворяться, пока у тебя получится, понимаешь? Притворяйся, что ты во всем разобралась, пока действительно не наверстаешь упущенное.

— Спасибо, — говорю я искренне.

После того, как Мари отключается, я наливаю себе бокал вина и возвращаюсь в гостиную, рассматривая рисунок, присланный мне Клэем, прежде чем снова опуститься в кресло.

— Я могу это сделать, — говорю я вслух.

Это мой первый настоящий художественный заказ, но Джеймс нанял меня не просто так.

Ирония в том, что человек, который дал мне этот рисунок, тот самый, которого я пытаюсь запечатлеть, согласился бы. Он не позволил бы ничему встать между ним и его целью. И он никому не позволил бы сказать ему, что его недостаточно.

Спустя два часа и два бокала вина в голове у меня радостно гудит, и набросок выглядит великолепно.

Это было именно то, что нужно, решаю я.

Я способна и уверена в себе, нахожусь под кайфом от достижений и алкоголя.

Раз уж я закончила с оригинальным рисунком, то, наверное, стоит его вернуть.

Это по-соседски.

Я беру рисунок, надеваю туфли и выхожу в коридор к лифту.

Через две минуты я смотрю на закрытую дверь в дюйме от моего лица, и, черт возьми, мне кажется, что она смотрит в ответ.

Я крепко сжимаю рамку с рисунком, которая впивается в мою руку, напоминая мне, почему я здесь.

Просто сделай это.

Я все еще решаю, стоит ли поднять костяшки пальцев и постучать по дереву, когда дверь распахивается.

— Ты собираешься стоять здесь всю ночь? — Клэй выглядывает с другой стороны.

На нем пара серых треников, низко сидящих на бедрах, и больше ничего. Черные чернила вьются вокруг его мускулистых рук, над грудными мышцами и прессом. Его ноги голые. Его волосы торчат во все стороны, сексуально и беспорядочно, а сам он выглядит так, будто только что встал с постели.

У меня пересыхает в горле.

Как он…?

В глазке объектив. Камера.

Конечно, у Клэя должна стоять охрана.

Музыка, доносящаяся из коридора, завладела моим вниманием. Мне и в голову не пришло, что он здесь с кем-то, но, видя его полураздетым, по моей спине ползет что-то подозрительно похожее на ревность и скручивается в животе.

— Я не хотела мешать.

Клэй прислоняется к дверному косяку, складывая руки.

— Я один.

Удовлетворение пронзает меня острыми иглами, но я сохраняю хладнокровие.

— Не хотела отвлекать тебя от ублажения себя.

В его глазах пляшут огоньки.

— Ты предлагаешь мне разрядиться?

Жар разливается у меня между бедер. Мое тело реагирует, хочу я этого или нет. Он знает короткую дорожку к моему возбуждению, шелковистая веревочка, за которую он дергает каждой ухмылкой, каждым наклоном своей темноволосой головы, каждым грубым словом, слетающим с его грязного рта.

— Я пришла, чтобы вернуть это, — я протягиваю рисунок.

— И это все, зачем ты пришла? — его голос понижается с намеком, и мое внимание без предупреждения переключается на выпуклость в его штанах.

Я поднимаю глаза, чтобы встретиться с ним взглядом.

Клэй поворачивается и направляется внутрь, оставляя меня смотреть ему вслед с отвисшей челюстью и рисунком в руках.

Я следую за ним внутрь, дверь плавно закрывается за моей спиной.

Он ступает босыми ногами по ковру в гостиную, где смотрит баскетбол. Я осторожно прислоняю рисунок к стене напротив него.

— Нам нужно поговорить, — торжественно говорит он.

Я вдруг настораживаюсь.

— О том, что между нами произошло?

— Нет. О том, сколько тебе платят «Кодиаки».

Я хмурюсь.

— Это не твое дело.

— Покажи мне свой контракт.

Он ведет себя по-хозяйски, но я быстрее выберусь отсюда, если сделаю это. Я достаю телефон и открываю контракт.

Он берет