Нетрудно понять, что источником, из которого Гельмольд Босауский почерпнул свои сведения, была летопись Адама Бременского. Однако, в отличие от хроники почтенного магистра Адама, Гельмольд описывает Юмнету-Винету как город, хотя и существовавший в прошлом, но в его, Гельмольда, время совершенно разрушенный, от которого остались только руины и воспоминания. Таким образом, оказывается разрушенным не только этот «знаменитейший город Европы», но и наш логический вывод: племенной центр славян-«вельтаба» — Юмна-Юлин-Волин. Спору нет — Юлин-Волин-«Волын» в описываемую эпоху не раз подвергался опустошительным морским набегам-«викингтогам» датчан-данов-«доней». Как писал граф Алексей Константинович Толстой о трех предводителях одного из таких «викингтогов» — Эрике, Свене и Кнуте:

Вследствие частых датских нападений Юлин-Волин постепенно утратил свое прежнее значение (вероятно, в 1176 или 1177 году епископская резиденция была перенесена из него в Камень-Каммин), однако продолжал существовать. В одном документе (разумеется, латиноязычном), датируемом 1175 годом, упоминается некий «Vencezlaus castellanus de Volyn» («Венцезлав, кастеллан[60] Волына», упоминаемый еще раз, тремя годами позднее уже как «Venceslavo castellano Juliensi» («Венцеслав, кастеллан Юлиена[61]»). В 1184 году упоминается «Wollin» («Воллин»), а около 1195 года — «Wolyn» («Волын») и «provincia Wolin» «провинция (область — В. А.) Волин».

Очевидно, продолжение поиска изначального ядра легенды о Винете лишь на основе письменных свидетельств — дело бесперспективное. Тем не менее, спасибо Гельмольду из Босау за то, что он не дал не найденному им источнику сказания о затонувшем городе благополучно погрузиться в лоно вод. Вместо этого мудрый летописец предпочел приписать уничтожение города военному походу одного из датских королей. И потому, пожалуй, сохраняет силу и актуальность предположение, высказанное в свое время одним знатоком истории времен прошедших — Адольфом Гофмейстером (или, в современном произношении — Хофмайстером), автором статьи «Вопрос о Винете», опубликованной в 1932 году в штеттинском «Ежемесячнике Общества изучения истории и древностей Померании» № 6/46[62].

По мнению Хофмайстера, Гельмольд «нашел опору в имевшейся в его распоряжении рукописи хроник Адама, (а именно — В. А.) в одной из сделанных им (Адамом — В. А.) самим или, во всяком случае, в его время примечаний (схолий), не включенных в (основной — В. А.) текст (хроники — В. А.)…Из схолии 56…в которой, без указания года, упомянута относящаяся к 1043 году победа датского (и норвежского — В. А.) короля Магнуса над Юмной, Гельмольд позаимствовал сообщение о разрушении его Юмнеты неким датским королем, оставшимся у него (Гельмольда — В. А.) безымянным, что доказывается огромным, прямо-таки буквальным, тождеством (текстов Адама и Гельмольда — В. А.). Поскольку в его (Гельмольда — В. А.) источнике (то есть хронике Адама — В. А.) год (разрушения Юмны датчанами — В. А.) не был указан, но в его (Гельмольда — В. А.) распоряжении, в качестве дополнительного источника, имелась схолия к тексту Адама, он (Гельмольд — В. А.) сделал, на ее основании, вывод, что это событие произошло позднее, исключив упоминание о Magnus rex („короле Магнусе“ — В. А.), ибо в предполагаемое им более позднее время разрушения города (Юмнеты — В. А.) Данией не правил король с таким именем. С учетом всего этого не следует придавать особого значения упоминанию им остатков древнего города, которые еще можно видеть — Гельмольд любит в таких случаях (…) усиливать впечатление (производимое на читателей своей хроники — В. А.) подобными утверждениями (оживляющими повествование — В. А.). Хотя, возможно, он все-таки вспомнил чей-либо рассказ о сохранившейся стене разрушенного замка».

Именно так вполне могло обстоять дело в действительности. Если бы нашлось подтверждение тому, что рукопись хроник Гельмольда, дошедшая до нас — копия, сделанная работавшим несколькими годами позднее копиистом, его сообщение вполне органично вписалось бы в построенную нами логическую цепь: в период с 110–1184 годов Юлин-Волин, под натиском «грозных дружин» датских конунгов Вальдемара I (годы правления: 1157–1182)[63] и Кнута (Кнуда, Канута) VI[64] (годы правления: 1163–1202) — между прочим, внука Великого князя Киевского Мстислава Владимировича Великого[65] —, постигла судьба пунийского (финикийского) Карфагена (который, как известно, «должен быть разрушен»). Решающее значение для дальнейшего существования города имело, вероятно, нападение на него «доней» в 1173 году, когда жители «Волына», спасаясь от грозящей им опасности, покинули свой город, датчане же сожгли дотла, по всей вероятности, не только его жилую часть, но и порт (о чем красноречиво свидетельствует сохранившийся до наших дней и обнаруженный в ходе археологических работ слой обугленного дерева толщиной от пятнадцати до двадцати сантиметров). После датского погрома то, что осталось от славянского Волына, постепенно погрузилось…нет, не в море, как Винета легенд и сказаний, а в болотистую почву и зыбучие пески, хотя город был со временем восстановлен под тем же именем «Волин», но уже под немецкой властью…

Возможно, нам не следует слишком усердно ловить на слове всех вышеупомянутых средневековых летописцев. Магистра Адама, утверждавшего, что Юмнета — величайший город Европы (хотя ему, как лицу духовному, полагалось бы «по должности» считать таковым священный город, «капут мунди», «главу мира» — Первый, Ветхий Рим на Тибре, или хотя бы Второй, Новый Рим-Царьград-Константинополь на Босфоре). Автора «Славянских хроник», ничего не знавшего о падении славянской укрепленной крепости-святилища Арконы (как-никак одного из важнейших событий в истории северо-западных славян). И, наконец, запутавшихся в географии картографов и авторов полных неточностей энциклопедий-лексиконов. Некоторые из них были слишком очарованы легендой о Винете, большинство из них никогда не были на местах описываемых ими событий. И все они не дожили до успехов столь бурного в последующие годы и века расцвета исторической и — в особенности! — археологической науки.