А раз не осмелились даже попытаться навязать свою игру, то вынуждены были играть по чужим правилам. И нечего пенять на «объединенную» Европу, если они, господа российские правители 1878 г., в сравнении с действительно «титанами» европейской политики явились игроками слабыми. Ведь «напрасны» же оказались труды Игнатьева. Да разве его одного. О немощном Горчакове и говорить не приходится. Венчал же эту пирамиду неудачников 1878 г. российский самодержец Александр II.

И. С. Аксаков действительно «напрасно» плакал и слал громы и молнии по адресу коварной Европы. Если прочитать воспоминания о Берлинском конгрессе графа Шувалова, этого непосредственного участника событий, а не стороннего славянофильствующего оценщика, то нетрудно заметить, что он вовсе не был склонен строго противопоставлять Россию ополчившейся на нее «объединенной» Европе.

Можно понять, за какие национальные и имперские интересы боролся Дизраэли. Можно понять в этой связи и Андраши, и Бисмарка. Но как прикажете понимать петербургских политических «героев», растративших государственную казну, проливших море русской крови за славян и оказавшихся в итоге чуть ли не в изоляции. Лидеры же освобожденных славян тем временем мило «делали им ручкой», отчаливая к берегам «объединенной» Европы. За какие интересы своей страны боролись эти «герои»? За престиж, достоинство, «нравственное обаяние» России, как выражался Игнатьев? Всю эту метафизику, густо замешенную на мессианстве, я вывожу за скобки и ставлю вопрос сугубо прагматически. Вот только не стоит утруждать себя возражениями в духе особых российских культурно-исторических доминант, выводящих ее за рамки европейской матрицы рационального прагматизма. Обо всем этом, в определенной мере, конечно же, можно рассуждать. Но только не в нашем случае, потому что российская прагматическая постановка вопроса, несмотря не весь идеализм славянолюбия, все же существовала, и звучала она так…

Впрочем, предоставлю слово современнику тех событий — не государственному деятелю и не политику, но человеку, бывшему в числе тех немногих, которые знали поставленный вопрос, пожалуй, во всем его многообразии. Речь идет о подчиненном генерала Обручева, сотруднике Военно-ученого комитета Главного штаба, офицере, причастном к выработке стратегических планов, разведчике, долгое время работавшем на Балканах и в различных европейских комиссиях, полковнике (с апреля 1878 г. — генерал-майоре) Е. И. Бобрикове. Вспоминая Берлинский конгресс, в котором он принимал участие в качестве эксперта российской делегации, Бобриков писал:

О чем говорил Бобриков? Да он, собственно, подводил итоги этой самой «косвенной комбинации». Отказ от прямого овладения проливами привел к тому, что ради попыток опосредованного усиления России в их зоне петербургские правители углубились в «заботы» о балканских славянах, демонстрируя при этом «недостаточное сознание» «истинных интересов» своей страны, что и привело к результатам, которые Бобриков корректно назвал «неудовлетворительными». Хотя мы с полным основанием можем назвать их плачевными. Кстати, одной из причин таких результатов Бобриков, вслед за Шуваловым, называл фактор своевременной неурегулированности отношений с Австро-Венгрией на основе удовлетворения ее интересов на Балканах[1454].

Содеянному российскими правителями зимой 1878 г. не переставали поражаться в Европе. В апреле 1880 г. «был напечатан для частного распространения», но вызвал значительный резонанс «Меморандум по поводу Договоров в Сан-Стефано и Берлине» одного из самых знаменитых генералов британской армии Ч. Дж. Гордона, высказывания которого оказались во многом пророческими. Генерал утверждал, что даже если взглянуть на Сан-Стефанский договор с точки зрения России, то можно заключить, что «он оказался очень плох для нее самой», а настояв на его принятии, «Россия сама себя загнала в капкан». Воссозданная русскими Болгария, по убеждению генерала, не станет их опорой на Балканах, а имея выход к Черному морю, будет скорее стремиться к Англии и Франции. Скорый крах турецкого господства в Европе, как и воссоединение Болгарии Гордон считал неизбежными, но объединенная страна, по его мнению, разделит ту же судьбу и «будет опасаться России даже больше, нежели какой-либо другой державы». Генерал, кстати, считал недальновидной и политику кабинета Биконсфилда, приведшую к разделу Болгарии, и советовал правительству всячески поддерживать объединительный процесс, дабы перетянуть болгар на свою сторону[1455].

Вопиющие ошибки Петербурга слишком бросались в глаза, чтобы их можно было не замечать. Но как в прошлом, так и сейчас будоражит умы самый интересный вопрос: если, несмотря на все грубейшие просчеты российского правительства, были достигнуты определенные результаты, то какими они могли оказаться, если бы правители России решились действовать иначе?..

Несбывшееся бывает куда важнее случившегося. Так утверждал Ф. Ницше. А то, что произошло, точнее не произошло под Константинополем в начале 1878 г., полностью подтверждает слова великого философа.

В конце января — начале февраля 1878 г. русская армия имела реальные возможности и формальные основания для занятия как турецкой столицы, так и проливов. Однако нерешительность императора, а затем и главнокомандующего не позволила реализовать этот сценарий.

Но с какой целью занимать Константинополь и проливы? Когда из Зимнего дворца в адрес главнокомандующего Дунайской армией стали раздаваться упреки в бездействии, то они касались, главным образом, оккупации Босфора и рассматривались исключительно в контексте возможной войны с Англией и пресечения попыток ее броненосцев прорваться в Черное море.

Задача военного утверждения России в зоне черноморских проливов и решения таким путем проблемы безопасности южных рубежей страны по-прежнему не ставилась Александром II перед правительством и армией. Что же касалось нереализованного стремления осуществить захват Константинополя и Босфора в качестве лишь временной оборонительной меры, то эта цель была во многом ложной.

В расчеты английского правительства война с Россией не входила. Введя броненосцы в Мраморное море, оно добивалось сохранения существующего режима проливов и не желало упускать своего в том случае, если под нажимом русских Оттоманская империя начала бы все-таки разваливаться. Более того, конкретный план приобретений за турецкий счет был уже запущен.