их стали называть «Красные бригады».

В заветной поэтической тетрадочке Марка Бернеса по этому случаю, срочно обнаружился марш «Красных бригад», который распевали демонстранты и, который тут же стал хитом сезона:

'Hеба утpеннего стяг…

В жизни важен пеpвый шаг.

Слышишь: pеют над стpаною

Ветpы яpостных атак.

И вновь пpодолжается бой,

И сеpдцу тpевожно в гpуди,

И Ленин такой молодой,

И юный Октябpь впеpеди.

И Ленин такой молодой,

И юный Октябpь впеpеди.

Весть летит во все концы:

Вы повеpьте нам отцы —

Будут новые победы,

Встанут новые бойцы.

И вновь пpодолжается бой,

И сеpдцу тpевожно в гpуди,

И Ленин такой молодой,

И юный Октябpь впеpеди.

И Ленин такой молодой,

И юный Октябpь впеpеди.

С неба милостей не жди,

Жизнь для пpавды не щади.

Hам pебятa в этой жизни

Только с пpавдой по пути.

И вновь пpодолжается бой,

И сеpдцу тpевожно в гpуди,

И Ленин такой молодой,

И юный Октябpь впеpеди.

И Ленин такой молодой,

И юный Октябpь впеpеди.

В миpе зной и снегопад…

Миp и беден и богат…

С нами юность всей планеты —

Hаш всемиpный стpойотpяд.

И вновь пpодолжается бой,

И сеpдцу тpевожно в гpуди,

И Ленин такой молодой,

И юный Октябpь впеpеди.

И Ленин такой молодой,

И юный Октябpь впеpеди [2]'.

Письма во все инстанции и после одобрения «в верхах», как и «Ударные комсомольские отряды по борьбе с хулиганством» (УКО) — новое молодёжное движение было одобрено в самых верхах. Посёлок Комсомольский же — был объявлен комсомольской и, само собой разумеется — ударной коммунистической стройкой губернского значения. Первая улица, строящаяся бойцами стройотрядов — была названа «имени Жданова».

Это Ефим Анисимов — хорошенько «лизнул» своей «крыше»!

Подхалимаж?

Конечно!

Если ради дела, то почему бы и нет?

Тем более, не натурально же в самом деле — а говоря образно. Осудит только тот конченный лузер, хронический неудачник — который всю жизнь на диване провалялся, палец о палец не ударив — лишь «мрия» о каких-то «великих» свершениях. В реале же, а не «в виртуале»: если хочешь чего-то достичь — приходится кроме всего прочего, прибегать и использованию человеческих слабостей. В том числе и теша тщеславие — исподволь присущее людям «власть предержащих».

Это того стоило: 1-й (ответственный) секретарь Нижегородского Губкома ВКП(б) оказал как движению, так и самому строительству — просто-таки бесценную поддержку!

Мало того, через него же и, через Сергея Кирова — движение ударных молодёжно-комсомольских строительных отрядов стало общесоюзным. В разных регионах, конечно, по-разному — где-то густо, где-то пусто… Всё очень сильно от руководителей на местах зависит — а там были разные люди, разные их типы.

Но в целом моя задумка удалась и даже сверх ожидания: АО «Жилстрой» получило вполне достаточное количество рабочих рук — чтоб выполнить почти всё мной задуманное, а Ксаверу — принести контроль над значительной частью рынка малоэтажного строительства в России.

Подпольный мафиози не забывал со мной делиться, я — вкладывать денежки в свою растущую «подпольную империю».

Худо ли это⁈

* * *

Бойцом, или чаще — «коммунаром», таких «Красных бригад» — можно было стать лицам обоего пола, достигшим 14 лет и, что весьма не маловажно — только предварительно подав заявление о вступление в комсомол. Таким образом, число членов этой молодёжной организации в Нижегородской губернии — за год возросло как бы на порядок.

Это было замечено в самом «верху» и значительно добавило авторитету Ефиму Анисимову, теперь считающимся всесоюзным лидером и этого движения — наряду с «антихулиганским».

Прибавило авторитета и невесть откуда взявшемуся у него…

Гонору!

Это, меня начинало не в шутку беспокоить:

— Ефим! Только не заносись. Запомни: ты всего лишь — «кадровый резерв партии», а не «шановный» польский шляхтич. Поэтому не надо так разговаривать со Ждановым.

Товарищ, явно не понимает:

— Как «так», Серафим?

— Так, как — ты! Не глупый — сам поймёшь.

Призадумывается, затем:

— Согласен, меня частенько заносит… А как надо?

Подыскиваю подходящие слова и, найдя их:

— Когда в следующий раз будешь общаться с вышестоящими товарищами из ВКП(б), напряги воображение и представь на их месте… Меня!

Представьте: школа с математическим уклоном, ученики всерьёз увлечённые «царицей наук» и учитель — умеющий увлекательно и внятно всё объяснить по теме урока. Вот стиль моего общения с ульяновскими ребятами.

— И ещё… Ефим, откуда это «барство» из тебя попёрло, скажи? Ты почему с рядовыми комсомольцами таким тоном разговариваешь? Ты кто? Великий князь Владимир Андреевич⁈

— Нет, не…

— А они тебе кто? Шлюхи из Мариинского театра оперы и балета⁈ Лакеи, подносящие тебе в «Метрополе» ананасы и рябчиков?

Тот, красно-свекольно покраснев, не зная куда глаза со стыда девать:

— Серафим…!

— А глядя на тебя со стороны — можно так подумать!

Конечно, я несколько преувеличиваю, но тенденция есть. В общении с нижестоящими, того тоже «заносит» — чем невыгоднейшим образом отличает он отца. Фрол Изотович никогда себе не позволяет «барственные нотки» в голосе — даже во время разносов подчинённых за проступки, которые у его сына — лидера нижегородских комсомольцев, нет-нет — да проскакивают.

Тот, в большом недоумении и даже в обалдении — поэтому начинает мямлить:

— Ну… Не знаю… Сам не замечаю, как… Научи, Серафим!

— Хорошо, давай потренируемся! Позови-ка к себе в кабинет какого-нибудь рядового комсомольца.

Того осенило пониманием моего замысла:

— Как на репетиции в театре?

Согласно киваю:

— Как в нём самом! Давай зови и начинай об чём-нибудь разговор… Только, не об шибко отвлечённом. Если будет что-то не так, я буду покашливать.

«Случайная жертва» — серо и блёкло даже в «пролетарке» выглядевшая юная комсомолочка, недоумённо поочерёдно посматривала на нас обоих: один — несёт какую-то несусветно-дикую пургу, другой — как чахоточный кашляет. Но где-то через полчаса «репетиции» — произошли серьёзные подвижки, я сказал «верю» и, после пары чашек чая с сахаром и бубликами, горячего рукопожатия и слов благодарности напоследок — она была отпущена восвояси.

— Ефим! Напоминаю тебе ещё раз: ты — лидер группы наших «альпинистов». Ты — должен быть очень осторожным, рассчитывать каждый свой шаг. Иначе, нам своей цели — «сияющей вершины власти», не видать как собственных ушей!

— Да, я всё понимаю, Серафим. Да, я никогда про это не забываю.

Однако, что-то в его голосе и взгляде, мне начинает не нравиться… По-моему, он начинает терять свой первоначальный азарт спортсмена — идущего на покорение недосягаемой горной вершины.