как бы не сильнее Дуаней и их присных. Мне некого больше вести на смерть ради твоей мести, — Дуань Яньцин недовольно сжал губы, но ничего не ответил.

— Я согласился с твоим требованием начать наши совместные дела с убийства царской семьи Да Ли, — холодно продолжил Дин Чуньцю. — Из-за этого, самые умелые и талантливые из моих учеников лишились жизни. Я не желаю и дальше лить кровь секты Синсю на мечи Дуаней. Нам и моим младшим нужно стать сильнее, прежде чем задумываться о мести.

«Хранилища знаний,» в гулком голосе первого из Четырех Злодеев прозвучала задумчивость. «Пожалуй, ты прав, Старик Синсю — будет разумным усилиться с помощью тайных техник и стилей.»

— Я рад, что вы, наконец, увидели разумность моих скромных просьб, господин Дуань, — устало съязвил Дин Чуньцю. — Нам лучше отправиться немедленно, и исцелить свои раны в пути. Я захватил с собой немного лекарств, а недостающее нам предоставят аптеки и лавки, — на морщинистом лице старца промелькнула недобрая улыбка.

«Отправиться куда?» вопрос Дуань Яньцина был почти спокойным. «Все три наши цели хорошо защищены. Пытаться ограбить их без хорошо продуманного плана — верная смерть.»

— О, насчет этого, у меня есть кое-какие мысли, — чуть приободрился Старик Синсю. — Надеюсь, вы не откажетесь выслушать их, — его собеседник равнодушно кивнул.

— Северный Шаолинь — настоящая крепость, с сильным гарнизоном из умелых монахов, могучими командирами — старшими наставниками, — и крепкими стенами. Атаковать его — дело для армии, а не троих воинов, неважно, насколько умелых. Одолжить что-то в их хранилище знаний можно, лишь пробравшись в него тайно, но даже для мастера боевых искусств подобная затея весьма опасна. Будет разумным оставить Шаолинь напоследок, — Дин Чуньцю говорил уверенно и четко — заметно было, что старый злодей не раз обдумывал способы добраться до вожделенных техник шаолиньских монахов.

— С обителями семей Ван и Мужун дело обстоит получше, — спокойно продолжил он. — Их охрана умела и многочисленна, но, все же, сильно уступает шаолиньской. И Нефритовая Пещера Ланхуань, и Хранилище Хуаньши надежно спрятаны от непосвященных, но, я думаю, эту задачу решить нетрудно — достаточно захватить пленных, и развязать им языки, — никто из тройки злодеев и глазом не моргнул на предложение пытать беззащитных людей.

— У Ласточкиного Гнезда, поместья Мужунов, есть одно важное преимущество перед обиталищем семьи Ван, — на лицо Старца Синсю понемногу вползла хитрая улыбка. — Большую часть времени, оно пустует, защищаемое лишь горсткой слуг. Глупый мальчишка Мужун Фу вечно шляется по дальним окраинам, путаясь со всякими чужеземными пройдохами, — Дин Чуньцю насмешливо скривился. — Этот самодовольный юнец возомнил себя неприкосновенным, стоило лишь ему обрести малую толику известности. Нам достаточно дождаться, пока он потащится на очередную бессмысленную прогулку, и все его сокровища станут нашими, — старец довольно захихикал. — А уж тогда… — он не договорил, с мечтательным видом прищелкнув языком.

«Хороший план,» в потустороннем голосе Дуань Яньцина прозвучало угрюмое одобрение. «Значит, наш путь лежит в Гусу. Но, для начала, нам нужно обзавестись дорожными припасами. Думаю, в Чэнцзи найдутся те, кто нам их предоставит… после небольшого убеждения.»

Дин Чуньцю одобрительно покивал, и все трое зашагали по дороге, ведущей в сторону ближайшего города.

Е Эрнян смотрела в спину своего главы с необычным для нее сомнением. Ее колебания были вызваны не жестокостью Дуань Яньцина, и не его недавним поражением. Давно зачерствевшее сердце злодейки не испытывало даже отдаленного подобия мук совести уже долгие годы, и она оценивала жестокость лишь со стороны приносимых ею пользы или удовольствия. Боевое искусство ее старшего по-прежнему вызывало страх и восхищение, несмотря на проигрыши Дуань Юю — Е Эрнян четко осознавала, чего стоит ее сила в сравнении с силой Дуань Яньцина. То, в чем сомневалась Способная на Любое Зло, был союз с сектой Синсю. До сих пор, он принес остаткам Четверых Злодеев лишь неприятности, и Е Эрнян впервые за долгое время задумалась, стоит ли ей и дальше следовать за Дуань Яньцином — упорствуя в таком сомнительном предприятии, как работа вместе с Дин Чуньцю, ее старший совершал несомненную ошибку, могущую стоить жизней им обоим. Бросив на старца в медной маске еще один оценивающий взгляд, женщина все же оставила мысли о предательстве. Оставила, но только лишь до поры.

Примечания

[1] Печень дракона и мозг феникса — поговорка-чэнъюй, означающая необычайно вкусную пищу.

[2] Линь Сянжу — чиновник, стратег, и крайне наглый тип, живший в эпоху Борющихся Царств. Вот типичный пример его деятельности — в переговорах с царством Цинь (будущий гегемон Китая, уже тогда ведший себя соответственно) Линь Сянжу, при помощи блефа, шантажа, и угроз, добился следующего:

— честь его родного царства Чжао не была уронена, хотя циньские чиновники очень старались;

— Чжао не понесло ни экономических, ни территориальных потерь, хотя циньские чиновники очень старались;

— сам Линь Сянжу вернулся домой живым и невредимым.

[3] Птица Пэн — гигантская птица, упомянутая в «Беззаботном Скитании» Чжуан-цзы.

[4] Один фэнь примерно равен трем миллиметрам.

Глава 42

Над северным драконом и его родиной сгущаются тучи

В этот вечер, Ма Даюань заранее отпустил всех слуг до завтра. Точнее, он строго-настрого наказал им и носа не показывать на его подворье до самого утра. Заместитель главы Клана Нищих обращал мало внимания на прислугу, и запросто обсуждал важные дела при служанках, конюхах, смотрителе, и прочих, но, приглашая сегодняшних гостей, он отчего-то все чаще вспоминал историю о доносе коварного слуги Мяо Цзэ, ставшем причиной казни его неудачливого хозяина-заговорщика[1]. Не то, чтобы Ма Даюань замышлял крамолу против своего главы — он по-прежнему считал себя верным Цяо Фэну и Клану Нищих. Но сегодня, он все же решил убрать из поместья лишние уши.

Старейшина встретил гостей самолично — как из-за отсутствия прислуги, так и желая проявить побольше уважения и сердечности к несомненным единомышленникам. Бай Шицзин, отвечая на поклон и приветствие Ма Даюаня, отчего-то выглядел смущённым, что заместитель главы отнес на счёт их разницы в положении. В глазах Цюань Гуаньцина Ма Даюаню почудилась мимолётная тень насмешки, но здесь гостеприимный хозяин допускал, что попросту ошибся — глаза нередко подводили шестидесятилетнего старца.

Обменявшись любезностями, гости прошли внутрь, и расположились за обеденным столом. Ма Даюань, дружелюбно улыбаясь, поставил перед приглашенными дымящийся чайник, и троица, прихлебывая лёгкий и освежающий хуаншаньский маофэн, завязала неторопливую