И от этой догадки у него внутри разом все похолодело.

Когда Виктор Звонарев вошел в кабинет Геннадия Красницкого, расположенный в одном из подтрибунных помещений стадиона, тренер сидел за своим столом и что-то читал.

— Только что видел Арьяна Ширвани и эту медсестру — сидят на трибуне и воркуют, как два голубка, — сообщил хозяину кабинета гость, присаживаясь на стул напротив стола.

— Так это же здорово, — отрывая голову от чтения, ответил Красницкий. — Ты вспомни нас молодых. Когда я знал, что на стадионе сидит моя Зойка, то у меня буквально крылья за спиной вырастали — так хотелось забить гол. Причем, не один.

Красницкий не догадывался, что эти воспоминания не могли вызвать прилива радостных чувств у гостя. Ведь Звонарев в те годы тоже был влюблен в эту же девушку и дико завидовал другу, что из них двоих она выбрала именно Геннадия. А тут еще та злосчастная травма, которую Звонарев получил, угодив под машину, и которая навсегда перечеркнула его игровую карьеру. И хотя с тех пор утекло много воды, да и отношения Красницкого с той девушкой, ставшей его первой женой и родившей ему двух детей, привели в итоге к разводу, однако рана на душе Звонарева нет-нет, но продолжала иногда саднить. И чтобы ненароком не выдать теперь своих чувств, он предпочел эту тему дальше не развивать и направил разговор в иное русло.

— Ты чем так увлеченно занимаешься? — спросил Звонарев у приятеля, пристраивая рядом с собой трость, с которой он никогда не расставался.

— Прикидываю в уме состав на первую игру с «Памиром», — ответил Красницкий. — Ведь до начала турнира осталась неделя.

Речь шла о матче, который должен был открыть спортивный праздник — в нем сборной Афганистана предстояло встретиться с душанбинским «Памиром».

— Ты так серьезно подходишь к этому матчу? — удивился Звонарев.

— А как, изволишь, к нему еще подходить? — с еще большим удивлением спросил Красницкий.

— Я полагаю, что твои подопечные победят однозначно, — ответил Звонарев.

— Это почему?

— Потому, что надо учитывать политический момент. «Памир» — это команда из Таджикистана, а твоя команда почти вся состоит из пуштунов, на которых держится главная партия в стране — «Парчам». Неужели ты думаешь, что таджики захотят испортить Бабраку Кармалю и его партии этот праздник?

— Но ты забываешь, что он затеян в знак примирения между двумя этими партиями.

— Вот именно в знак этого таджики вам и уступят. Именно поэтому, кстати, на праздник не захотел приезжать их лидер Набиев.

Рахмон Набиев возглавлял Компартию Таджикистана с апреля прошлого года, сменив на этом посту внезапно скончавшегося Джабара Расулова. Причем оба они были из одного клана — ленинабадского (или худжантского). Таджики составляли в Афганистане почти половину населения и в основном ориентировались на партию «Хальк» — соперницу «Парчам».

— Это ты предполагаешь или знаешь точно? — поинтересовался Красницкий.

— Если я и предполагаю, то все мои предположения основаны на многолетнем опыте — я все-таки вот уже два десятка лет вращаюсь в кругах, близких к верхам, — резонно заметил Звонарев.

— Это верно — ты интриган тот еще, — улыбнулся Красницкий и добавил: — Но даже если ты и прав, то мы будем биться по-настоящему.

— Ради бога, просто имей мои слова в виду.

— Финал тоже расписан заранее? — после небольшой паузы, задал новый вопрос хозяин кабинета.

— По этому поводу мне ничего неизвестно. Однако, исходя из тех же предположений, в полуфинальном противостоянии «Памира» и «Звезды», победит последняя. Ты же помнишь, как они сыграли в мае в первой лиге?

Вопрос был риторический — Красницкий прекрасно знал, что джизакцы тогда победили с разгромным счетом 4:0.

— Так что финал должен получиться интересным, — продолжил свою мысль Звонарев. — Ведь на глазах у Рашидова джизакцы вряд ли посмеют играть против вас в поддавки. Кстати, два последних тура в первой лиге они никак не могут выиграть — только проигрывают. И это тоже хорошо — значит, здесь будут биться насмерть, чтобы, наконец, прервать эту неудачную серию. Согласись, это хорошие стимулы.

Возражений против этого у хозяина кабинета не нашлось, и он вынужден был согласиться. Он всегда был далек от подобного рода интриг и если когда-то в них и участвовал, то исключительно не по своей доброй воле. Чего нельзя было сказать о его друге — прожженном спортивном функционере, имевшем богатый опыт в таких делах. Вот почему, когда речь у них порой заходила об этом, Красницкий предпочитал полагаться на мнение друга, чем спорить с ним.

Войдя в бар отеля, Шарбат Пайман прошла к стойке и присела рядом с молодой особой, которая медленно потягивала через трубочку слабоалкогольный коктейль. Ее стакан был уже осушен больше, чем на половину, поэтому Пайман спросила у девушки:

— Можно тебя угостить очередной порцией коктейля?

Девушка с удивлением уставилась на Пайман, не зная, как реагировать на эту просьбу. Наконец, она ответила:

— Если денег не жалко, тогда угости.

И Шарбат, подозвав бармена, заказала ему две бокала с коктейлем.

— Ты кто — новенькая? — спросила девушка, продолжая тянуть остатки своего коктейля.

— Нет, но хотела бы ей стать, — ответила Пайман, доставая из сумочки пачку дорогих сигарет и кладя ее перед собой на барную стойку.

Всем своим видом и аксессуарами она хотела продемонстрировать собеседнице свой статус — женщины при деньгах. Девушка, к которой она подсела, работала в этом отеле проституткой и должна была знать многих его клиентов, в том числе и итальянца Франческо Розарио, которого вот уже третьи сутки разыскивала Шарбат.

Несмотря на то, что при президенте Зия-уль-Хаке Пакистан взял курс на исламизацию, и проституция в нем преследовалась и сурово наказывалась, однако внешние факторы играли в этом деле большую роль. Пакистан, который помогал Западу вести войну в Афганистане против Советов, негласно нарушал свои же запреты, в том числе и на проституцию. В отелях, где селились иностранцы, «ночные бабочки» чувствовали себя вполне вольготно под крылом не только своих сутенеров, но и полиции. Поэтому, зная обо всем этом, Шарбат Пайман действовала наверняка.

— Как ты думаешь, шансы у меня есть? — спросила Пайман у собеседницы, когда бармен поставил перед ними два бокала с напитком.

— Честно говоря, мало, — беря бокал, ответила девушка. — Меня, кстати, Лейлой зовут — а тебя?

— Зухрой, — соврала Пайман.

— Ты где раньше работала? — продолжала интересоваться девушка.