не ветер, – если иной продавец ринется за ней вдогонку. На всё это она не обращает внимания, полагая, что я следую за ней единственно для того, чтобы стеснять ей свободу. «Не ходи за мной!» – сердито кричит она, противясь сейчас всему, что исходит от Соголон, особенно поучениям. Обуздывать ее постоянно я не могу, поэтому думаю посоветоваться с ведьмой насчет какого-нибудь заклятия, которое бы повергло ее в сон при отдалении на излишнее расстояние. Хотя это же оставит спящую на произвол того, кто ее найдет.

«Отдай мне девку», – всё не унимается Якву.

– Душегуб, я не знаю таких чар.

«Никаких чар не нужно. Просто уйди, язви тебя, с дороги».

Остается ждать, пока Следопыт проснется и даст знать о своих намерениях: что он думает делать, в какую сторону глянуть, куда пойти. Однако с первым светом я отправляюсь искать хижину ведьмы, которая бы наложила заклятие на девушку – не из гордыни; просто надо. Ведьме не нравится, что ее обнаружили, и лишь после того, как я угрожаю раскрыть, что она не только ведьма, но еще и мужчина, дверь предо мною открывается.

– Конгор обитель благочестия, в нем никакого колдовства быть не может, – говорит она с порога.

– Хорошо. Тогда не будем и называть это заклятием, – отвечаю я и вхожу без приглашения. В моем бурдюке кусок веревки, которой зогбану связывали Венин. После обряда ведьма вплетает его в ножной браслет и окунает в благовония.

– Скажешь ей, что это подарок, – говорит она.

О том, что что-то затевается, догадывается Якву.

«Отдай девку сейчас же», – требует он.

– Сейчас же? Как так получилось, что ты единственный, кто ее домогается? – интересуюсь я. – Множество лет у меня в голове обитала целая тьма недовольных, которые только и ждали, как бы меня сразить, а нынче остался только ты. Что ты там вытворяешь?

Якву, никогда не отвечающий на мои вопросы напрямую, снова замолкает. Я возвращаюсь в дом хозяина и, едва переступив порог моей комнаты, чувствую без всякого нюха, что здесь побывал Следопыт. Свой запах оставила и Бунши. Я собираю вещи на выход, когда Венин начинает бестолково суетиться.

– Во-первых, вот тебе подарок от торговца драгоценным мускусом, – говорю я, чем привожу ее в восторг.

Затем я ей говорю, что в местах, куда мы едем, есть чудеса: плещущие кверху водяные струи; повозки, что разъезжают по небу, а также платья, которые сами тебя одевают.

Мы уже собираемся уходить, когда запах проклятущей феи, до сих пор ощущавшийся только вскользь, внезапно обретает резкость и явственность. Она предстает воочию; при этом ее так трясет, что она то обретает, то, наоборот, теряет свой облик.

– Архивная палата… Что-то происходит… Следопыт!

На дальнейшие слова у Бунши нет времени, к тому же ее так колотит, что ей их не выговорить. Я говорю, что надо взять О’го, а она кричит, что нам нужен клинок, а не таран, и пусть он не обижается. Сад-О’го и девочку она приведет к дороге, ведущей в Миту, и к перекрестку.

– Ты и твои адовы двери. Это переход в Долинго?

– Ты сама знаешь, куда он ведет.

– Если они воспользуются дверями, то, может, нам лучше подождать, когда они явятся в Конгор?

– Нет! В Конгоре нам оставаться нельзя, теперь уже нет. Иди!

– Может, первым нужно спасаться Следопыту? Он ведь тебе нужнее всех.

– Откуда ты знаешь – а может, они решат задержаться на Кровавом Болоте? А если пойдут в Долинго, как ты думаешь их отследить на отрезке длиной в три дня? Ткнешь наобум пальцем? Начертишь руну? Или, может, спросишь у рыночных торговок, не залетал ли к ним за ягодами белый господин, пукающий молниями?

– Надо же, в кои веки острячкой заделалась.

– Ступай ему на помощь или катись прочь!

Сначала мы с хозяином дома видим лица, оранжевые и трепетно мерцающие; толпа наблюдает, как дымно и ярко пылает Архивная палата. Конгорцы неукоснительно помечают всё – даже то, что не принадлежит их городу, – поэтому остается лишь домысливать, что могут испытывать люди при виде того, что когда-то составляло их самих, а теперь поднимается и вспучивается лохматыми клубами, кроваво озаряя весь квартал. Большая Архивная палата сейчас напоминает гигантский костер какого-нибудь злого божества – такой огромный, что насыщает мрачно-ржавым воспаленным светом всю округу.

Интересно, вопят ли те шепчущие книги? Ровно в тот момент, когда я об этом думаю, кто-то в толпе кричит:

– Стой, куда ты?!

Хранитель книг. Всем своим видом он словно говорит: «Ваша помощь уже не поможет». Крыша скоро рухнет, утонув во взрыве тлеющих углей. Слезы, пот, или и то и другое вместе, покрывают лица влажным блеском. Хотя в таком месте может загореться что угодно, огонь не возникает сам собой, и Следопыту наверняка предстоит давать пространные разъяснения. А может, он и сам уже в огне.

И люди.

Люди плачут.

Люди кричат.

Люди затихли.

Не успокоившись, не умолкнув, не перешептываясь, а просто вмиг остолбенев. Огонь до них еще дойдет, это понятно, но ближнее от меня лицо смотрит мимо пламени, мимо всего, даже мимо себя самого. Он и все, кто рядом, не только тихи, но и недвижны. Застыли. Пот заливает глаза, но они не моргают; каждый мужчина, женщина и ребенок на улице стоят как вкопанные, пока все их головы дружно не поворачиваются в одном направлении. Именно головы – ни одной другой конечности, даже пальца. В эту секунду с расстояния двух улиц доносится истошный женский крик, и все бросаются сломя голову как на настоящем пожаре; все поголовно, и стар и млад, обращаются в паническое бегство. Толпа сбивает с ног и топчет тех, кто не может поспевать.

Никто ничего не произносит и не производит, кроме натужного сопения на бегу. Все устремляются в ту улочку, где я вижу Следопыта в тот самый момент, как он локтем в лицо сшибает бросившуюся на него женщину, а еще один, по виду магистрат или префект[50], отгоняет людей плоской стороной своего меча. Какая-то мать отбрасывает ребенка и кидается на Следопыта, а другой мальчуган запрыгивает ему на спину. Префект его оттаскивает. Толпа гудящим роем окружает их – тех, что силятся не допустить кровопролития, чем явно идут вразрез с намерением толпы, у которой нет никаких мыслей. У кого же они есть и кто здесь исподтишка заправляет, я догадываюсь не сразу, а перед тем, как он исчезает за углом на другом конце проулка. Мелькнувшую голову выдает шапка коротких огненно-рыжих волос, а еще клипсы и черный плащ с