что-то вроде напева заклинаний, но это никак не Якву. Мосси бросается за мной, но его снова сбивают с ног. Удерживается только О’го. Когда он встает на моем пути, его всячески пытаются спихнуть или сдвинуть, отвесить тумака или дать затрещину, но он стоит как вкопанный. Не знаю, откуда что берется в Венин, но она хватает палку и делает на земле пометки. Может, она достаточно долго глядела, как пишу нсибиди я, и усвоила если не смысл, то хотя бы формы.

Это действует. Подобно визгу ветра, они раскидывают всех туда, откуда пришли. Один успевает цапнуть меня за волосы и выдрать клок.

Мосси подбегает, чтобы помочь, но меня от него заслоняет Венин.

– К ней не смеет прикасаться ни один мужчина! – заявляет она.

Лицо у Следопыта такое же удивленное, как и у меня. О’го бережно усаживает меня на мою лошадь, с которой, впрочем, всё в порядке. Мы продолжаем путь, пока тропинка не сужается в один сплошной ровный участок. Голове полегче, но она всё еще как будто не на месте, и если сейчас спешиться, то я, не ровен час, упаду. Мосси, кажется, говорит, что это дамба, сооруженная еще во времена какой-то давно исчезнувшей империи. На дневном свету мне приходит в голову, что, хотя многое в нашем Следопыте кажется мне ущербным, глупым, неказистым или нелепым, на его выбор людей посетовать грех. Среди них и этот новенький – даже с кожей цвета мелка, которым маркируют кожи, внешности он незаурядной, и настоящий воин в отличие от всех остальных. Единственный, кого не выбирала водяная фея, может оказаться единственно полезным человеком. Если не считать толстых губ, то он совсем не похож на мужчин, которых я обычно вижу: длинные волосы растрепаны, как грива у моей лошади, острое лицо обрамлено бородой, нос нависает ястребиным клювом, а когда проходит вблизи, глаза его похожи на два озерца. Кроме того, он выше Следопыта – как, собственно, и все, а не только О’го.

– Я это один услышал? – настораживается вдруг Мосси.

– Я тоже это слышу, – говорит О’го и тоже озирается.

Как только кивает Следопыт, с обоих боков раздается треск и грохот, после чего почва идет волной трещин, а снизу из глубины утробно рычит и поднимается кверху гром.

– Язви богов, какая еще напасть этим утром? – вырывается у меня.

Венин хватает свой посох и превращает его в два копья; наверное, урвала у хозяина дома. Сад-О’го обнюхивается. От земли исходит жар, а вместе с ним вонь, от которой жжет ноздри. Но это не всё: откуда-то из недр доносится злобный дикий смех, явно женский. Чем ближе, тем более необузданным он становится, пока наружу не прорываются какие-то чудища.

– Дамы и господа, а ну прочь отсюда! – командует Мосси.

Четверо враз, два сбоку, взрывая собой земляную корку и осыпая нас градом из комьев. Вот они – вздымаются выше Башни Черного Ястреба, голосят и заходятся кудахчущим хохотом. Туловища и груди как у безобразных старух, а руки толсты как бревна; ниже туловище переходит в змеиные хвосты толщиной с древесный ствол. Вырастая из земли, они дыбятся ввысь, а оттуда, завидя нас, ныряют обратно.

Перепуганные лошади нас попросту скидывают. Кожистые и костлявые, твари покрыты черной измазанной чешуей; волосья у них медно-красные, красные и глаза, и плотоядно щелкающие клыки. В двух местах земля разверзается, и кверху вздыбливаются еще две. Одна, вынырнув, сбивает с ног Следопыта и выпускает когти, но тут появляется Мосси со своими двумя мечами и, крутясь волчком, сечет и рубит твари руки. Та с воплем ныряет обратно в землю.

– Это Мэйюанские ведьмы! – взревывает Сад-О’го.

Они чувствуют запах пищи, чуют нас. Ослабленность мешает мне вызвать ветер – не ветер. Сад-О’го атакует одну из них в тот момент, когда она хватает лошадь. Она бы унесла ее с собой, но великан прыгает на змеиное охвостье и свирепо колотит до тех пор, пока та не выпускает животное. Сад-О’го взбирается на тварь как на дерево. Другая намечает меня, но Венин выбегает вперед, взмахивая и разя двумя копьями так же сноровисто, как Мосси мечами. Откуда у нее этот навык, ей придется мне ответить. Ведьма дрожит, мотает шеей и уворачивается, пытаясь скинуть противника, но он держится, придавливая ее своим весом.

Морщась от дыма ее дыхания, он лупит ее по лбу – снова и снова, пока голова не трескается и ведьма не падает. Это спугивает остальных, но они по-прежнему пытаются схватить Мосси, одолеть О’го и сцапать лошадей. Одну ведьма ловит-таки и поднимает на высоту, откуда сбрасывает вниз. Сад-О’го печально взирает, как бедолага разбивается и гибнет. Тут на великана находит ярость, какой я уже давно не наблюдала, он набрасывается еще на одну и стискивает ей шею ручищами. Ни дыхание, ни когти не спасают ее от удушения. Другая пробует наброситься на Следопыта, но отступает, когда он оборачивается к ней лицом. А Венин, Венин! Эта девчушка взбегает по спине Сад-О’го и с отчаянным криком бросается с его плеча на ведьму, на которой повисает, вонзив ей оба копья в спину.

От таких потерь на ведьм находит замешательство. Пользуясь этим, Следопыт гонится за одной, что помельче, с топорами наготове. Та пытается ускользнуть обратно в грязь, но он ее опережает и оба топора вгоняет в шею. Другая, видя, что я слабее остальных, проворным нырком кидается на меня. Венин выскакивает прямо ей навстречу, и та уже не успевает свернуть, насаживаясь грудью на острия двух копий. Тварь валится и визжит, пока горло ей не заполняет черная кровь. Другие ведьмы умолкают и быстро ныряют обратно в землю. Мы сбиваемся в кучу, держа оружие наготове, и так стоим, не слыша ничего, кроме своего тяжелого дыхания, пока грохот под ногами не стихает.

– Полюбуйтесь: ведьмы нападают на ведьму, – пробует шутить Следопыт.

– Зато на тебя никто не напал, – отвечаю я.

– Ты же видишь, железо надо мной не властно. Как и золото, серебро или бронза, – говорит он.

– Все они из плоти. Только не говори, что ты не видел, как последняя от тебя отступила.

– Удрала в страхе.

– Ты не единственный среди нас, кого нужно остерегаться.

– Это ты к чему, женщина?

– Ты спал прошлой ночью?

– А ты как думаешь, ведьма?

– Я спрашиваю, спал или нет?

– Это, пожалуй, единственное, чем я не занимался прошлой ночью. Ты ведь, наверное, сама была тому свидетелем? Там, у обрыва?

Какое бы слово ни напрашивалось у меня на язык, оно будет в точку.

– Нам лучше двигаться. Сейчас же! –