кампанию под лозунгом "У вас есть друг в Chase Manhattan". Для элитарных банкиров Morgan это было слишком. "Нельзя обеспечить индивидуальный пошив одежды для массового рынка", - фыркнул Генри Александер.

Демонстрируя свою подчиненность корпоративным клиентам, многие банки Уолл-стрит перенесли свои штаб-квартиры в центр города. Ушли в прошлое времена, когда высокомерные банкиры ожидали, что председатели правления компаний придут к ним в гости. В период с 1950 по 1965 год на Уолл-стрит практически не велось нового строительства. Чейз, крупный домовладелец в центре города, опасался, что стоимость недвижимости может упасть. Чтобы защитить интересы банка и вернуть веру в Уолл-стрит, Джон Макклой и Дэвид Рокфеллер договорились с магнатом недвижимости Уильямом Зекендорфом о создании Chase Manhattan Plaza в одном квартале от Уолл-стрит.

В рамках этого пакета Чейз должен был найти покупателя на свою тридцативосьмиэтажную башню на Брод-стрит, 15. Естественным покупателем был соседний Дом Моргана. Когда в 1954 году Зекендорф затронул эту тему в разговоре с Александром, у них состоялся весьма показательный разговор:

"Мы не занимаемся недвижимостью", - сказал Александр. "У нас уже есть этот прекрасный уголок. Мы играем особую роль в финансах; мы не велики, но мы сильны и влиятельны, у нас есть связи. Кроме того, мы не хотим быть большими и не нуждаемся в пространстве".

"Генрих, - сказал Зекендорф, - ты собираешься жениться".

"Что?"

"Когда-нибудь вы объединитесь с другим банком, большим. Когда вы это сделаете, эта собственность будет носить характер приданого, идущего за невестой; вы сможете заключить более выгодную сделку со своим партнером".

"Морган никогда не сольется".

"Ну, это только мое предсказание".

Позднее Цекендорф напомнит Александру об этом разговоре.

Банкиры, пережившие депрессию, сторонились спекуляций с недвижимостью, и Александр вел ожесточенный торг за 15 Broad. Он получил его за 21,25 млн. долл. с ипотекой под 3'/2% - условия настолько невыгодные для компании Chase, что впоследствии она выкупила ипотеку. После этого 15 Broad было присоединено к 23 Wall, которое стало триумфальным входом в здание. Эпатажный Зекендорф использовал эту сделку, чтобы преодолеть неприятие Морганом кредитования недвижимости, и в итоге получил от банка кредит. Позже он рассказывал, как журналист, с которым он познакомился, возвращаясь в Нью-Йорк из поездки, уговорил его остановиться по пути, чтобы посетить свадьбу в нудистском лагере. К тому времени, когда он прибыл на встречу в 23 Wall, в прессе уже появились фотографии, на которых он был запечатлен вместе с участниками свадьбы. Он думал, что такая огласка может положить конец его отношениям с благопристойными Морганами. Но вместо этого все высокопоставленные офицеры, включая Генри Александера и Джорджа Уитни, собрались, чтобы услышать пикантные подробности.

Многие сотрудники Morgan выступали против слияния, поскольку им нравилось работать в небольшом, патерналистском банке с потрясающими льготами; они считали, что слияние приведет к удешевлению подлинного продукта. Существовала и более глубокая дилемма: если банк объединится с более крупным банком для увеличения капитала - единственная разумная причина для этого - он станет младшим партнером, и J. P. Morgan and Company фактически прекратит свое существование. В конце концов, решение должно было быть принято. Но даже в конце 1958 г. Александр все еще блефовал по поводу самодостаточности банка: "Некоторые слияния - это хорошо. Но хотя я и не говорю, что этого не может произойти, у нас нет желания сливаться. Мы очень хорошо справляемся, спасибо, держимся до последнего". Он говорил людям: "У нас нет желания сливаться".

Генри Александер решил эту проблему с блеском и необыкновенным везением. За углом, на Бродвее, 140, стоял толстый, сонный, захудалый Guaranty Trust. Обладая большим капиталом и малым талантом, он был зеркальным отражением Morgans. Его огромный кредитный лимит был больше, чем у всех банков Чикагской петли вместе взятых. Бывший Money Truster, он стал подопечным Morgan после того, как в начале 1920-х годов потерпел крах в сфере сахарного кредитования. После слияния в 1929 г. с Национальным банком коммерции, который раньше назывался банком Пирпонта Моргана, он стал вторым по величине банком Нью-Йорка. В 1930-е годы Джордж Уитни возглавлял его трастовый комитет, а Том Ламонт - исполнительный комитет. Это был банк "голубой фишки", клиентами которого являлись почти все сто крупнейших компаний Америки. "Мы привыкли считать Morgans хорошим маленьким банком", - заметил Гвидо Вер-бек, работавший в то время в Guaranty. "Из-за их кредитных лимитов, когда они участвовали в крупных займах, они могли взять только небольшую долю и очень переживали по этому поводу".

Председателем правления Guaranty был Дж. Лютер Кливленд. Банкир старой закалки, он носил очки без оправы, аккуратно причесанные волосы и мрачный вид. Не обладая чувством юмора, он пытался управлять всем банком, и его авторитарный стиль привел к оттоку талантливых сотрудников. Для подчиненных он был властным мистером Кливлендом, а взрослые мужчины дрожали в его присутствии. Его собственный сын, когда он входил в комнату, подскакивал, как домкрат в ящике. Кливленд позволял посетителям ждать в своем внешнем кабинете, а когда они входили внутрь, устраивал им допрос. Несмотря на недовольство акционеров и вялотекущий бизнес, он с фырканьем отвергал идею филиалов и небольших расчетных счетов.

J. Лютер Кливленд был экспертом-практиком в области банковских отношений. Он сидел в мрачном офисе, в темной, навевающей сон комнате, и рассматривал единственный документ на своем столе. "Это был список из десяти имен", - вспоминает А. Брюс Брекенридж, в то время работавший в компании Guaranty, а позже ставший руководителем группы Morgan Guaranty. "Это были десять очень важных для банка клиентов. Он обязательно периодически звонил им, чтобы сообщить о своей заинтересованности в их бизнесе". Бывший нефтяной банкир из Оклахомы, Кливленд имел мощный круг клиентов-нефтяников, включая Cities Service и Aramco - консорциум из четырех членов (сегодня это Exxon, Mobil, Texaco и Chevron), обладавший эксклюзивными правами на перекачку нефти из Саудовской Аравии на очень выгодных условиях. Чтобы оставаться в хороших отношениях с советом директоров, он играл с ними в покер. Один из нефтяных директоров даже положил в бумажник редкую купюру в 10 тыс. долларов, всегда готовый к быстрой игре. По утверждению бывших сотрудников, вся эта операция была пронизана кумовством. "Единственный кредит, который я видел, когда Кливленд одобрил, был кредит на опционы на акции его закадычному другу", - говорит один из банкиров Guaranty. "Впоследствии он был раскритикован банковскими экспертами". Проблемы Guaranty усугублял парализующий консерватизм, оставшийся после сахарной катастрофы. "Было важнее не потерять деньги, чем заработать", - заметил Фрэнк Розенбах, в то время кредитный аналитик Guaranty.

В конце концов чудовищное эго Кливленда привело к бунту