— И владыка выберет леди Аланис?

— А почему нет? Она — самовлюбленная агатовская стерва, зато красива, породиста и неглупа. Валери — дура и посмешище для всего двора. Бекка Лошадница, если верить тебе, наделена массой достоинств, но риск бесплодия перевесит их все. Несомненно, Аланис — лучшая из трех.

— В Империи не только лишь три невесты!

— Не смеши меня, дитя. Полагаешь, любая может прийти и посвататься к императору? За каждой из трех претенденток — клубок договоров, интриг, политических интересов. Семейство императрицы получает огромное влияние, и Великие Дома обещают свое покровительство той или иной невесте в обмен на будущие привилегии. За Аланис стоит Альмера, Надежда и Ориджин. За Беккой — Юг и Дарквотер. За Валери — Южный Путь и западники. Запад поддержит кого угодно, лишь бы насолить Альмере.

— А вы, миледи? Кому из невест вы отдаете предпочтение… и поддержку графства Нортвуд?

— Я буду любить всем сердцем ту императрицу, которую полюбит Адриан. И тебе того же советую.

По гравийной дорожке зашуршали шаги. Церемониймейстер вел к беседке девушку. У входа он посторонился и пропустил ее. Гостья поднялась на три ступени и оказалась лицом к лицу с Мирой.

Глория Сибил Дорина, дочь графини Нортвуд. Мира помнила ее рыжеволосой зеленоглазой девчонкой, эгоистичной и глуповатой. Покров манер, которые с таким трудом прививали ей мать и воспитательницы пансиона, едва скрывал легкомыслие и склонность к дурным шалостям. Веснушки на щеках придавали ее внешности миловидную простоту, Глория походила, скорее, на дочку мельника, чем графа. Такою она была в Клыке Медведя, бесконечные три месяца тому назад.

Теперь она переменилась до неузнаваемости. Темно-каштановые волосы падали на плечи пышной волной, серые глаза поблескивали серебром, пудра не оставила следа от веснушек. Неулыбающиеся губы веяли прохладой, строгое черное платье усиливало эффект. Глория преобразилась в таинственную северную дворянку — из тех, на кого так падки мужчины Фаунтерры. Ее внешность утратила былую яркость, но приобрела глубину и душу. Леди Сибил смотрела на дочь с нескрываемым восторгом, Мира — с завистью и досадой.

— Миледи, — поклонилась Глория собственной матери.

— Рада вас видеть в здравии, милая Минерва, — ответила ей леди Сибил и махнула церемониймейстеру: — Благодарю, вы можете идти.

Когда он удалился, графиня заключила дочь в объятья. Они заворковали наперебой:

— Я так скучала!

— Ты — настоящая красавица!

— Ах, мамочка!

— Как прошла дорога?

— Дорога была ужасна, зато дворец!.. Мама, дворец! Столица! Какое счастье, что, наконец, я здесь!

— И я счастлива, дорогая моя!

Мира всегда испытывала неловкость от подобных сцен. Бурные излияния чувств виделись ей чем-то неприличным. Нежность, пусть даже родственная, — слишком интимная штука, чтобы выставлять ее напоказ.

— Миледи, я оставлю вас наедине, — сказала она и направилась к выходу.

— Да-да, благодарю тебя, — ответила графиня. Глория так будто и не заметила Миру.

Девушка пошла прочь от беседки. В груди бурлили злость, обида, досада — сложно даже сказать, какого снадобья больше в этой смеси. Увидав Глорию, она словно изменила точку зрения, глянула на все иначе, под новым углом. Глория заняла место Минервы и приняла на себя опасность, предназначенную Мире, — можно сказать так. А можно выразиться иначе: простушка Глория взяла себе имя Минервы рода Янмэй — высокого, императорского рода. Имитирует ее, Минервы, внешность. Лишь взглянув со стороны, Мира поняла: она не была красавицей, но в чертах ее сквозила та особенная, горделивая порода, присущая лишь потомкам десятков поколений аристократов. Теперь же эту породу изображает Глория, а Мира носит рыжие волосы и сельские веснушки! Она с раздражением потерла щеки, встрепала пальцами прическу.

Мало того: Глория теперь живет в императорском дворце! Эта почесть предназначалась мне, Минерве из Стагфорта. Это я лишилась отца, это меня пытались убить, это я — наследница престола! А дворцовые покои достались Глории. «Под личной защитой владыки» — любопытно, что вкладывается в эти слова? Видится ли Глория с Адрианом? Возможно, он справляется о ее здоровье? Может быть, она ест за его столом? А почему нет — ведь Адриан мнит ее своею троюродной племянницей. Наверняка он пригласит родственницу разделить с ним трапезу — этого требует простая вежливость! Из вежливости же он заговорит с нею:

— Как сложилась дорога в столицу, миледи?

— Ах, ваше величество, путь был так долог и утомителен, зато радость встречи с вами вознаградила меня с лихвой!

Конечно, из одной лишь вежливости, он может подарить ей комплимент:

— Вы красивы, миледи.

Глория, конечно, не ляпнет какую-нибудь глупость про яркие обертки. Леди Сибил и пансионные дамы прекрасно ее выдрессировали!

— Ваше величество, — шепнет она и скромно опустит глаза.

— Я соболезную вашей утрате, — учтиво скажет владыка Адриан.

— Благодарю, ваше величество. Это, поистине, было ужасно. Ясным днем мы ехали сквозь лес…

Глория расскажет о засаде и убийстве отца. Ей это не будет стоить труда — ведь это было не с нею! Рассказывать о ком-то всегда проще, чем о себе. Мира смогла бы выдавить лишь то странное воспоминанье, как лес сделался серым и тусклым, и как она тушила пальцами свечные огоньки, удивляясь отсутствию боли. А вот Глория-то расскажет складно, да еще и с чувством, прибавит страдания, уронит слезу. У Адриана доброе сердце, он исполнится сочувствия к ней.

— Вашу утрату ничем не восполнить, миледи. Но все же, не забывайте, что я — ваш кровный родственник, и вы можете рассчитывать на мою заботу.

— Ваше величество!.. — Глория сумеет изобразить благодарность столь же робкую, сколь и горячую. Она — отличная актриса, этого у простушки не отнять.

— Ваша чашка опустела, миледи. Позвольте, я налью вам чаю.

Он возьмет золоченый чайник собственной царственной рукою. Знак исключительного внимания! Иной честолюбец с радостью принял бы его, но человек изощренный поступит иначе. В пансионе Глорию, конечно, обучили вести себя в подобных случаях.

— Ваше величество, я не заслуживаю такой заботы! Не смею принять ее. Буду счастлива, если вы позволите мне поухаживать за вами.

Чертовка! Наполнять кубок владыки — это чья-то родовая привилегия, передаваемая из поколения в поколение! Но Адриан не откажет несчастной девушке, столь утонченной в манерах, несмотря на горе. Он укажет на свою чашку, и Глория наполнит ее, изящно изогнув белую ручку. Хорошо хоть, руки у нее не так уж красивы: короткие ногти, широкие запястья…

Мира шла по садовой дорожке, не видя