манерным и неуправляемым, и подменяет натужным ревом драматические модуляции, отличавшие композиции от «It's Now or Never» до «Suspicious Minds». В тот момент эти недостатки сглаживались старанием и усилием. Но стоит только сравнить запись этого шоу с лас — вегасскими ангажементами 1969 и 1970 годов, чтобы понять, какая между ними была пропасть. И не требуется длительных рассуждений, чтобы представить, насколько разочарованным и испуганным, должно быть, был в этот момент сам Элвис.

В то время, однако, реакция критиков была другой. Первое выступление имело более положительную прессу, чем любое шоу с 1971 года, и даже «Холливуд репортер» приветствовала «лучшее шоу — по крайней мере за три года. [Пресли] выглядит великолепно, поет лучше, чем все последние годы, и так уверенно держится на сцене — несмотря на почти полностью обновленный репертуар, — что переполненный зал «Хилтона» несколько раз вставал и устраивал ему овацию».

Тем не менее «2001» снова появилась в программе на следующий вечер вместе со всем остальным набором, и через несколько дней уже казалось, что никакой революции и не было в помине. Трудно представить, что еще, кроме утраты присутствия духа, могло заставить его отказаться так быстро от программы, которая почти единогласно признавалась смелым и творческим шагом. Возможно, он не чувствовал того ощущения мгновенного отклика аудитории, от которого стал испытывать почти физическую зависимость к этому времени. («Он, казалось, нервничал и не находил поддержки у публики, которая реагировала очень вяло, — писала Кристин Колклаф, лояльно настроенный британский фэн и проницательный критик, в отчете о первом выступлении в фэн — журнале, который заметно контрастировал с рецензией «Холливуд репортер».) При этом, однако, возникает вопрос, не почувствовал ли он также, что его знаменитый «инстинкт», на который он всегда безоглядно ориентировался, неожиданно и необъяснимо покинул его.

Линда впервые была публично изгнана во время этого ангажемента. В первые четыре вечера ее можно было видеть в ее кабинке в первых рядах: затем она исчезла, а на ее месте едва ли не скандальным образом появилась Шейла Райан, которую на последующих выступлениях Элвис стал представлять как свою «новую подружку».

Для Шейлы это было не вполне то, что она планировала. С тех самых пор, как она в феврале познакомилась с Элвисом, она только и делала, что словно убегала от него, и даже после того, как поехала с ним в турне, не могла сказать, что испытывала какую — то особую близость. Их первое свидание во многом задало тон.

«Я поднялась в номер между выступлениями, а Элвис пришел со своего первого шоу весь взмыленный. Я сидела в маленьком баре на лестничной площадке, совершенно одна, понимаете, я выглядела как тринадцатилетняя девочка в те дни, у меня было ангельское личико, и, по правде говоря, моя сущность соответствовала ему. Я была очень юной, очень наивной, очень правильной, словом, чистый лист бумаги. Вот так я сидела, стараясь как бы ущипнуть себя, думая, что все это слишком нереально, слишком странно, а он подошел и вроде как приобнял меня — он был несколько ребячлив, — что — то сказал по поводу того, как я была одета — на мне были слаксы. Не знаю, о чем еще мы говорили, но помню, мы пошли на второе шоу, а после него вернулись в номер, в спальню, где он стал ужинать.

Он был словно маленький ребенок, восторженно реагировал на вещи, и кто — то на шоу подарил ему пожарную каску, а еще кто — то фартук — ему все время бросали вещи на сцену, — и он нацепил эту каску и этот фартук, и вот так проходило наше первое свидание. Не очень — то романтично, да?

Ну, в общем, он немного порисовался, а потом в какой — то момент, мне кажется, поцеловал меня. Я почувствовала в действительности лишь то, что это я делаю, но я не была внутри ситуации, я как бы смотрела на нее со стороны. Я как бы наблюдала из своего тела, думая про себя: как все это странно. Затем он подарил мне этот золотой крест с надписью «ЕР» и звездой на нем, который подарил ему фанат, — кстати сказать, я по — прежнему его храню, это единственная вещь, которая осталась у меня от него. А потом он, мне кажется, уснул. Не знаю, дал ли он мне пижаму, но мы определенно не занимались никаким сексом — это как бы не имело значения, главное было близкое общение с ним. Однако все равно предполагалось, что я останусь на ночь, чего мне не хотелось делать.

Поэтому я оставила его спать, а сама встала, оделась и пошла домой, а на следующее утро встала и пошла по магазинам, а когда вернулась домой, позвонил Джо. «Черт побери, где ты пропадаешь? Босс в ярости. Ты почему ушла?» А я не знала, что ответить, — половина меня знала, что происходит, половина желала быть независимой. Я в общем — то знала, чего он от меня ждал: он ждал, что когда он проснется, я буду рядом. Но я была эдакой бунтаркой. Поэтому я стою и молчу. Джо в ярости: «Тебе лучше как можно скорее вернуться сюда». Я всего лишь раз виделась с человеком, а он уже в ярости на меня. Но я вернулась и застала его за завтраком, он был раздражен, а я держалась спокойно — я всегда была очень спокойной, смотрела на все как бы со стороны.

Затем мы занялись моей одеждой. То есть я была неподобающе одета, я всегда одевалась в мужские брюки, что было не очень — то женственно. Он попросил в «Сузи Кримчиз» [магазине модной одежды в Лас — Вегасе] принести ему кипу всякой одежды и устроил показ моды. Я шла и примеряла что — нибудь, и если ему нравилось, он покупал это, а если нет, то не покупал. Так что у меня получился целый гардероб. Я невинно спросила его: «А что не так с моей одеждой?», на что он мне очень ласково ответил: «Ничего, с ней все нормально, но ты моя девушка, ты должна одеваться в этом месте, люди будут смотреть на тебя, а я хочу, чтобы ты выглядела определенным образом, ты согласна?» Да, в некотором смысле я была согласна.

Затем я провела с ним пару ночей, и, знаете, секс не имел для него большого значения, как можно было подумать. Для него он не представлял особого значения — то есть мы занимались сексом, но