Дом Цируля осматривали в течение полутора суток. Для обнаружения тайников фээсбэшники привезли специальную аппаратуру, которая занимала целый автобус. Во время обыска с использованием технических средств нашли всего-навсего пять пустых сейфов, тщательно встроенных в стены и полы, а также два подземных туннеля, один из которых вел за пределы участка. Причем сейфы размещались в необычных местах: один размещен был под лестницей на втором этаже.

Кстати, его удалось взломать только после того, как бронированный ящик расстреляли из винтореза.

Когда Андрей с Сашкой приехали в коттедж, Саша с Григорием сразу пошли снимать «жучки», которые были установлены на вилле сотрудниками РУОПа, переодетыми электромонтерами.

Андрей пошел смотреть, как происходит обыск. Но основное уже было упущено. Из допроса младшего брата Цируля Валентина Захарова, которого тут же опрашивали оперативники из ФСБ, Андрей узнал, что на следующее утро после задержания хозяина виллы в Жостово приехала кавалькада иномарок.

Валентин Захаров затруднялся сказать, кто именно это был – «погоны» или братва, но гости особо не церемонились с ним и заперли его в туалете на первом этаже, а сами часа два грузили на машины какие-то вещи. Затем они уехали.

Единственное, что удалось найти фээсбэшникам, – это ключи от автомобилей Цируля.

В доме оставались те, кто присутствовал при штурме виллы, – жена Паши Роза, которая, как и все остальные, была выпущена с Шаболовки, 6, на следующее утро после задержания – так как никаких оснований для привлечения их к уголовной ответственности у оперативников не было.

Когда вся работа с Гришей была закончена, прослушка была снята, сели в машину. Всю обратную дорогу Андрей думал о том, кто же все-таки вывез деньги из сейфов Цируля. А денег, видимо, было очень много. Кроме валюты, там было золото, бриллианты, акции различных фирм. С одной стороны, это могла сделать братва. Но, с другой, после того, как прошел штурм и в коттедже осталась охрана, как они могли пробиться через охрану и войти на виллу? Это было странно. Неужели какие-то спецслужбы забрали общак? Нет, такого не могло быть.

В этот же вечер он все же поделился своими соображениями об исчезновении общака со своим начальником.

Тот с большим интересом отнесся к новой версии исчезновения общака и после небольшого раздумья обратился к Андрею:

– А что если тебе попробовать заняться поисками денег? По крайней мере попытка не пытка. Как ты сам думаешь?

– Это было бы очень интересно, – ответил Андрей. – Я с удовольствием занялся бы.

– А с чего бы ты начал?

– Хотелось бы поговорить непосредственно с Павлом Васильевичем.

– А ты думаешь, он будет разговаривать с тобой на эту тему?

– Думаю, будет.

– Почему ты так считаешь?

– Как-никак, я ему жизнь спас, – и он рассказал тот случай, когда Рогозин пытался застрелить лежащего под капельницей Цируля, а Андрей помешал ему.

– Вот и хорошо, – сказал начальник отдела, – все у тебя складывается нормально, так сказать, в цвет. Езжай к нему в больницу. Кстати, купи сока, фруктов каких-нибудь, войди с ним в контакт. Может, он и расколется, где деньги лежат. Конечно, рассчитывать на это нельзя, – продолжил начальник отдела, – но кто знает, вдруг он умирает, вдруг даст показания? Попробуй, Андрей!

– Слушаюсь! – ответил Андрей.

– Держи разрешение, – начальник отдела быстро выписал ему разрешение и поставил печать, – на встречу с подследственным. Езжай и действуй!

Дорога до 20-й больницы, которая находилась в Медведково, заняла около часа.

Больница, как ее называли, тюремная, была обычной больницей. Только один этаж в ней был отведен для содержания подследственных.

Обычно туда направлялись люди с тяжелыми ранениями, с травмами, полученными при задержаниях, когда они оказывали сопротивление сотрудникам милиции, или с болезнями, требующими хирургического вмешательства, чего нельзя было сделать в больницах, расположенных в следственных изоляторах.

Приехав в больницу, предъявив удостоверение, Андрей прошел к специальному лифту и поднялся в тюремный отсек. Там его снова встретила охрана. В комнате, которая находилась слева от входа, сидели несколько милиционеров. Одной из них была женщина.

Посмотрев удостоверение Андрея и разрешение на встречу, милиционеры сказали:

– Иди прямо по коридору, вторая дверь направо.

– Он один в палате? – спросил Андрей.

– Да, один.

– Как его самочувствие? Говорить может?

– Да все в норме! Однако жестоко его побили. Но разговаривать может. Даже шутить начал, – сказал один из охранников.

Взяв пакет, в котором лежали яблоки и два пакета сока, Андрей накинул белый халат и пошел к двери палаты, где лежал Цируль.

Павел Васильевич Захаров лежал на кровати и молча смотрел в потолок. Синяки и ссадины от ушибов покрывали его лицо. Многие были замазаны зеленкой, чем-то желтым. Андрею стало жаль этого пожилого, можно сказать, пенсионера, избитого собровцами.

– Павел Васильевич, как здоровье? Узнаешь меня? – спросил Андрей.

Цируль повернул к нему голову. Конечно, он его узнал, это было видно. По крайней мере на лице не было той ненависти и злости, так заметной на Шаболовке. Он кивнул.

«Наверное, говорить трудно», – подумал Андрей. Присев на стул рядом с кроватью, он протянул Цирулю пачку сока и выложил на тумбочку яблоки.

– Вот тебе, на поправку здоровья.

Цируль тихо проговорил:

– Вы что, пряник и кнут чередуете? Сначала избили, а теперь сладостями кормите?

– Я просто поговорить с тобой приехал, – ответил Андрей, – за жизнь. Ты не против?

– За жизнь поговорить можно, тем более не для протокола.

– Какой протокол? У меня ничего с собой нет, – и Андрей зачем-то похлопал себя по карманам.

– Ладно тебе, опер, вижу, что пустой. И вообще я вижу – ты правильный мент. Не то что твои коллеги.

– Ладно, не суди их строго, работа у них такая. Они ведь тоже, между прочим, и под пули лезут, и жизнью рискуют, – сказал Андрей, как бы оправдывая действия собровцев.

– Слушай, – спросил Цируль, – за что они, твои менты, меня отдубасили? Я же, когда меня принимали, не сопротивлялся, не бычарился, а лежал себе под капельницей и принимал лекарство через трубку. – Он показал вшитую в шею трубку.

– А от чего лекарство-то?

– Да врачи прописали, – продолжил Цируль, – у меня же злокачественная опухоль легкого обнаружена. А тут ваши борзые влетели и как начали дубасить.

– Что дубасить! – сказал Андрей. – Тебя вообще могли влегкую, – и оглянулся по сторонам, не подслушивают ли их разговор, – просто завалить, и все.