– Из-за тебя Кайрендал пришлось упрятать в камеру. Из-за тебя и Тоа-Сителла. Из-за вашей долбаной Пещерной войны.

– Но… э-э… эй, я против нее ничего не имею! – Он облизывает губы. – Проклятье, Кейн, эта Пещерная война – это все Тоа-Сителл придумал. Политика, вот и все. Дело такое. Ничего личного…

– Для нее – нет. – Я снова киваю в сторону двери. – Лучше уходи сейчас, пока я не забыл, каким ты был хорошим парнем.

Он заговорщически склоняется ко мне. Видно, как стекает по шее пот.

– Да ну, Кейн. Это же я. Разве в Донжоне я не помог тебе выбраться? А? Нет?

Он тянется ко мне, будто прикосновение его может напомнить об ушедшей дружбе.

Я дотрагиваюсь кончиками пальцев до рукояти Косалла, и клинок выбивает гремучую дробь на подлокотниках. Его величество замирает и осторожно отступает на шаг.

– Да, – признаю я. – Помог. Поэтому даю тебе шанс уйти миром.

– Но… э-э… эй, а… а куда же мне податься? – жалобно бормочет он. Я бы пожалел его, не будь мы знакомы так близко. Его величество как сорняк – куда упадет, там и расцветет. – Куда я пойду? Что мне делать?

– Мне все равно, – говорю я, – лишь бы не здесь. Вон.

Он отступает еще на ступеньку.

– Кейн…

Я тычу Косаллом в его сторону. Клинок рычит.

– Пять секунд, твое величество.

Развернувшись, он проворно ссыпается на песок арены. Расталкивает смешанный поток людей и нелюдей по дороге к дверям и, не оглядываясь, выходит из Зала суда. Я смотрю ему вслед, вспоминая, сколько раз мы знатно веселились вместе, но меня это больше не трогает. Было время, когда я считал его своим лучшим другом.

И не могу вспомнить, почему.

Внизу на арене Райте раздает указания – мои указания – монахам. Разбившись на взводы, они должны будут перехватывать и беспокоить огнем приближающиеся отряды социальной полиции – так, вместо приветствия. Вскоре монахи расходятся, и т’Пассе отправляется руководить «змеями», кейнистами и теми из Народа, кто решил остаться здесь и сражаться. Орбек уводит за поводок Тоа-Сителла, чтобы его патриаршество не нашел приключений на свою задницу, и во всем Зале суда остаются только Райте, Делианн и я.

Райте с арены смотрит вслед Орбеку и Тоа-Сителлу стылыми, как зима, глазами. Он едва держит себя в руках; просто шипит от усилий, с которыми молча остается на месте.

– Что ты собрался сделать с патриархом?

– Ничего, о чем тебе следует знать, – отвечаю я. – Крис!

Тот стоит посреди арены, затерявшись в бесконечных пространствах.

– Крис! – повторяю я. И уже резче: – Делианн!

Взгляд его медленно сосредоточивается на мне.

– Да, Кейн?

– Давай.

– Здесь?

Я показываю на титаническую фигуру Ма’элКота, вырубленную в известняковом уступе над нашими головами.

– Есть на примете местечко получше?

Он размышляет над этим пару секунд; лицо его нечеловечески покойно. Потом закрывает и открывает глаза – настолько медленно и нарочито, что язык не повернется сказать «моргает», – говорит:

– Пожалуй, что нет.

– Что от меня потребуется?

– По ходу дела объясню, – отвечает он, взбираясь на помост, чтобы встать рядом со мной. – Входи в транс.

Я принимаюсь за дыхательную гимнастику; достаточно пары секунд, чтобы путаная сеть черных струек заплела Зал суда, словно тут поселилась пара пауков размером с лошадь.

– Вижу, – говорю я, и у меня получается. Я удерживаю образ во время беседы.

– Знаю.

– Уже легче. Даже легче, чем в те времена, когда я постоянно тренировался. В учебке.

Делианн одаряет меня грустно понятливой улыбкой.

– Среди перворожденных нас учат, что путь к власти измеряется познанием себя. Чтобы пользоваться магией, следует понять себя, и мир вокруг себя, и единство их.

Я стою в центре этой черной мятой паутины. Она трепещет вокруг моей поясницы, и к мышцам ног возвращаются чувствительность и сила.

Делианн оборачивается к Райте.

– Встань перед ним на колени, – говорит он, указывая на точку в шаге от моих ступней.

Райте смотрит на меня.

– Исполняй, – командую я, и он подчиняется.

Теперь Делианна окутывает иное свечение – синеватое, как огни святого Эльма. От его ауры отделяется вырост – псевдоподия, конечность – и цепляется за что-то слепяще-белое у меня в животе. По бесплотной синей мгле пробегает молния, превращая ее в слепящий дуговой разряд. Если бы я смотрел на него глазами, то их выжгло бы.

Делианн тянется к Райте, и тот вздыхает, когда многоцветный ореол окружает его.

– Это сродни Слиянию, – поясняет чародей. – Нечто вроде фантазма, но созданного нами совместно, по ходу дела. Не пугайтесь увиденного; мы можем принимать непривычные для самих себя обличья, но друг друга узнаем непременно. Это… метафорический уровень бытия. Как сон.

– И мы не сможем лгать, – бурчу я.

Делианн кивает.

– В таком состоянии сознания обман невозможен. А вот сокрыть истину нетрудно – достаточно не делиться ею. Так же следует поступить, если одна из сил внешних попытается вступить в контакт или овладеть твоим телом. Без твоей помощи им это не под силу… но они могут быть очень убедительны.

– М-да.

– Какие силы? – переспрашивает Райте, жадно вглядываясь в образы, которыми подпитывает его рассудок прикосновение Делианна. – Вы так и не объяснили, что нам предстоит.

Я скалю зубы.

– Маленькая беседа с Ма’элКотом.

Свет, нежный и теплый, как огонь в очаге, явился не далеко и не близко, в неопределенной стороне: рядом, в стороне, впереди, позади, наверху, внизу…

В вечной пустоте нет направлений.

Свет тянул ее с непреодолимым терпением гравитации вперед или ввысь: туда, где пламенел. Лишенная воли к сопротивлению, она плыла к свету.

Постепенно она осознала, что перед ней солнце. Или не солнце? Звезда, что горит в вечной пустоте, даруя свет, и жизнь, и смысл бескрайним пустошам смерти – но она же была мужчиной с эльфийскими чертами и гривой платиновых волос, огненными вымпелами полоскавшихся на солнечном ветру. В руках человек-солнце сжимал термоядерный лук и фотонные стрелы.

Упорство копилось в душе ее, придавая сил, будто она набиралась его из сияния пламенноликого, и с новообретенной силой она замедлила свой полет, приближаясь все осторожней по мере того, как нарастало осознание себя. Откуда-то она ведала: это чужая земля.