(Н. К. Гудзий, Н. К. Пиксанов и др.) выступили в защиту Д. С. Лихачева. Как можно судить по протоколу итогового заседания, состоявшегося 17 мая 1952 г., директору Пушкинского Дома Н. Ф. Бельчикову вменялось в вину то, что вместо развертывания критики и самокритики в своем коллективе он «прикрывал» Лапицкого[1396], почему вся вина и была переложена на руководство ИРЛИ. Ленинградский обком, в свою очередь, контролировал оргвыводы в отношении инициатора. Для этого была организована большая проработка непримиримого коммуниста, состоявшаяся на филологическом факультете ЛГУ 16 июня 1952 г. Закрытое партсобрание началось в 16:20, а завершилось в 24:00 – таких страстей факультет не видел с весны 1949 г., но никакой вины перед партией Лапицкий не признал. Несмотря на то что высказывались даже предложения исключить его из рядов ВКП(б), после голосования было принято решение, согласованное ранее с обкомом: «За непартийные методы критики, за безответственность, проявившуюся в необоснованных ссылках на вышестоящие партийные органы, за нечестное поведение на партийном собрании, объявить т. Лапицкому И. П. выговор с занесением в личное дело»[1397].

Казалось, что после 23 октября 1953 г., когда Д. С. Лихачев был избран членом-корреспондентом Академии наук СССР, он должен был получить некоторый иммунитет от подобной «критики», но этого не произошло:

«На каждом заседании кафедры истории СССР против меня кто-нибудь выступал, заседания стал посещать И. П. Лапицкий, никак формально с нею не связанный; посещал с единственной целью – уязвлять меня чем-либо. Я перестал ходить на заседания кафедры…

Однажды, придя в кассу университета, я обратил внимание на то, что зарплату получаю какую-то необычно малую. Спросил об этом у кассира, а та мне ответила: “Обычная ставка ассистента” (я к тому времени был уже членом-корреспондентом АН). Следовательно, меня перевели в ассистенты, даже не поставив в известность об этом. Совершенно явно меня “выталкивали” с исторического факультета. Получать ассистентские деньги я отказался и, не сообщив в свою очередь на кафедре, прекратил преподавание на факультете…»[1398]

Чтобы представить себе, насколько И. П. Лапицкий эволюционировал как ученый-филолог, следует обратиться к его статье «К вопросу о народности в древнерусской литературе»[1399], напечатанной в мартовском номере «Вестника Ленинградского университета» за 1955 г. По-видимому, публикация эта состоялась лишь под давлением партийных покровителей автора. И хотя редакция в свое оправдание отмечала, что статья И. П. Лапицкого «печатается в порядке обсуждения»[1400], для времени возвращения бывших политзаключенных из лагерей пафос статьи был неприкрытым отголоском сталинского прошлого. Научная ценность статьи роли не играла[1401], да и собственно науке о литературе автор почти не уделял внимания. Густо ссылаясь на квадригу классиков марксизма-ленинизма и газету «Правда», автор заканчивает статью призывом:

«…Всестороннее решение сложной проблемы народности для всего необозримого художественного наследства древней Руси – задача капитальных марксистских монографий наступающего дня.

Советскому исследователю, который руководствуется марксистско-ленинским учением о неодолимости нового, дороги нарождающиеся и крепнущие демократические элементы живого поэтического творчества среди ветшающей “теолого-схоластической письменности” древней Руси, пускай они еще незрелы и слабы, но это и было, по чуткому слову Белинского, то “плодовитое зерно русской жизни”, которому приуготовлялся славный рост в будущем. “В старинной литературе нашей есть чему поучиться”, – говорил основоположник социалистического реализма А. М. Горький, обращаясь к инженерам человеческих душ, советским писателям, создателям самой народной литературы в мире. (Не забудем еще, что за океаном клевещут на старинную литературу нашу, что некий Д. Герни[1402] измышляет какую-то “дремучую тундру, покрытую церковнославянским мхом хроник и мирных договоров”; пора нам, советским людям, повторить достойную отповедь о всеоружии научного знания заокеанским невеждам и злопыхателям!)»[1403]

Научная и общественная деятельность И. П. Лапицкого к тому времени была столь тягостна для кафедры (в особенности для ее заведующего профессора И. П. Еремина, профессора П. Н. Беркова и некоторых других), что 25 мая 1955 г. это переросло в открытый конфликт. В этот день на заседании Ученого совета филологического факультета проходили выборы доцента кафедры русской литературы, на ставку которого претендовал и Лапицкий. Председателем счетной комиссии был избран профессор Л. А. Плоткин, которому на правах члена комиссии ассистировал Е. И. Наумов, а добровольно (в нарушение процедуры) – П. Н. Берков. В результате произведенного подсчета голосов И. П. Лапицкий был забаллотирован. Но вскоре выяснилось, что результаты выборов были фальсифицированы. 6 июня 1955 г. Ученый совет ЛГУ подробно рассмотрел инцидент, назвав действия Л. А. Плоткина и Е. И. Наумова мошенничеством. А 11 июня ректор ЛГУ А. Д. Александров подписал приказ следующего содержания:

«На заседании Ученого совета филологического факультета от 25/V–55 года счетной комиссией под председательством профессора Плоткина Л. А. при подсчете голосов по результатам голосования на замещение вакантных должностей по конкурсу были допущены грубые ошибки. Так, например, по кандидатуре И. П. Лапицкого на звание доцента член счетной комиссии Е. И. Наумов, которому был поручен подсчет голосов, огласил результаты голосования: за – 11, против – 14, недействительно – 1; при проверке оказалось за – 15, против – 10, недействительных – 1. Ошибка была обнаружена на другой день профессором Л. А. Плоткиным и ученым секретарем совета М. И. Приваловой.

Ученый совет университета на заседании от 6/VI–1955 г. заслушал информацию декана филологического факультета Б. А. Ларина о ходе результатов голосования, постановил ходатайствовать перед ректором о вынесении взыскания членам счетной комиссии профессору Плоткину и доценту Наумову за допущенную небрежность.

В связи с этим приказываю:

1. За небрежное отношение к обязанностям председателя счетной комиссии профессору Плоткину Л. А. поставить на вид.

2. За небрежное отношение к подсчету голосов доценту Наумову Е. И. объявить выговор.

3. Деканам разъяснить ответственность членов счетных комиссий за порученное им дело»[1404].

Таким образом, обман был обнаружен, и 6 июня 1955 г. решением Ученого совета ЛГУ И. П. Лапицкий был утвержден в должности доцента. Следует заметить, что расстановка сил, при которой кандидатуру И. П. Лапицкого поддержало 15 из 26 присутствовавших членов Ученого совета филологического факультета, красноречиво отражает атмосферу на факультете в 1950‐х гг.

Но утверждение в должности доцента не могло прекратить начавшегося противостояния. В декабре 1955 г. профессор П. Н. Берков открыто выступил на заседании кафедры русской литературы с требованием увольнения И. П. Лапицкого, а профессор И. П. Еремин добивался того же летом 1956 г., но успеха они не имели.

Кроме того, И. П. Лапицкий не устраивал кафедру и как преподаватель, поскольку если своих коллег он обличал и линчевал, то студентов безмерно баловал:

«И. П. Лапицкий славился на филфаке тем, что на экзаменах ставил студентам в основном отличные оценки, независимо от ответа,