1978 г. был утвержден председателем Научного совета АН СССР по комплексной проблеме «Закономерности развития мировой литературы в современную эпоху»[1384]. В дальнейшем он претендовал и на лавры академика (в том числе на выборах 1981[1385] и 1984[1386] гг.), но не преуспел (в 1981 г. был избран Г. В. Степанов, в 1984 г. – Т. В. Гамкрелидзе, Д. Ф. Марков и Б. А. Серебренников). В 1985 г. Г. П. Бердников был удостоен Государственной премии СССР за книгу «А. П. Чехов: Идейные и творческие искания»[1387].

И. З. Серман, повествуя в 1982 г. об отношениях Г. П. Бердникова и Г. А. Гуковского, писал:

«Не знаю, появляются ли у него сомнения, раскаивается ли он в своем предательстве. Скорее всего – нет. Он давно уже на важном цековском посту, отказывается менять его на директорство в Пушкинском Доме, стал директором Института мировой литературы и членом-корреспондентом Академии наук СССР, которая ухитрилась не заметить и не включить в число своих членов ни Томашевского, ни Эйхенбаума, ни Проппа, ни Бахтина, не говоря уже о Гуковском»[1388].

В 1989 г. Ленинградское телевидение показало в цикле «Пятое колесо» документальный фильм «Разгром», повествующий о событиях 1949 г., куда вошло и телефонное интервью бывшего декана филологического факультета:

«Судьба моя сложилась так, что вскоре после демобилизации осенью 1946 года, написания и защиты кандидатской диссертации я был назначен деканом и стал председателем Ученого совета факультета. На этом посту меня и застала очередная волна разоблачений так называвшихся тогда космополитов. Заработала отлаженная машина: за меня взялись в горкоме партии; вызвали в Москву на заседание коллегии Министерства высшего образования, где мне тоже было сделано строжайшее внушение. Требовали мер самых решительных. Предупреждали: не обеспечу – отдам партийный билет. Проводить или не проводить Ученый совет – такого вопроса стоять не могло. Казалось, что не было вопроса как его проводить. И все ж-таки я решил провести его по-своему.

Я так построил доклад, добился такой направленности предстоящих отборных выступлений, что Совет оказался посвящен не обличению космополитов, как требовалось, а обсуждению космополитизма как научной литературоведческой проблемы.

Важно было и то, что происходило заседание два дня прилюдно, в переполненном большом актовом зале ЛГУ. Завершилось же оно тогда, когда выступили все, кто хотел взять слово.

И вот главный результат: после нелегкой борьбы удалось все ж уберечь профессуру факультета от неизбежных тогда санкций: увольнений, отстранений или мер и того хуже.

Должен повторить то, с чего начал, – я глубоко сожалею, что совет 49‐го года имел место. Да, он не превратился в расправу, но неизбежно нес следы той эпохи. Может возникнуть вопрос, почему в этих условиях я не сложил себя своих полномочий, почему не ушел? Не потому, что боялся за свою судьбу. На войне мы привыкли не дрожать даже не за свою жизнь, а о материальных благах мы тогда и не думали. Пугало другое: я знал, кто поведет дело, если я уйду. Знал, что факультет в этом случае ждет настоящий разгром!»[1389]

Скончался Георгий Петрович на восемьдесят первом году жизни. Президент РАН Ю. С. Осипов, выступая 26 марта 1996 г. на расширенном заседании Президиума РАН, с прискорбием сообщил, что в числе прочих в 1996 г. отечественная наука потеряла «2 февраля – члена-корреспондента Георгия Петровича Бердникова, известного литературоведа и организатора науки»[1390].

И. П. Лапицкий

После весны 1949 г. Игорь Петрович ничуть не изменился – он не искал карьерных благ, предпочитая оставаться рупором суровой большевистской критики. Причем его бескомпромиссная позиция находила поддержку партийного руководства – с 1950 г. он был не только внештатным лектором городского лекционного бюро (с 1953 г. научный руководитель литературной секции)[1391], но и неоднократно включался в комиссии Ленинградского обкома ВКП(б) по рассмотрению деятельности Ленинградского университета и Пушкинского Дома, выступал по поручению обкома с обличительными речами в Союзе советских писателей. В университете, однако, его общественная работа не находила должного признания[1392].

Также он продолжал научно-педагогическую деятельность: занимался вопросами исторической грамматики, читал на факультете спецкурсы «Русская археография» и «Язык “Повести временных лет”», ему доверено было даже чтение общего курса «История русского литературного языка» для студентов русского отделения. Занятия И. П. Лапицкого вопросами стилистики привели к написанию работы «Взгляд В. Г. Белинского на предмет стилистики», так и не вышедшей в свет. В 1950 г. он приступил к работе над докторской диссертацией по древнерусской литературе, избрав тему «Историко-литературные вопросы “Повести временных лет”», утвержденную кафедрой истории русской литературы в конце 1953 г. По теме диссертации он опубликовал ряд статей, в том числе «Мысли Гоголя при чтении “Повести временных лет”»[1393].

Однако диссертационное исследование И. П. Лапицкого двигалось медленно и так и не было завершено; причина того – увлеченность филолога написанием текстов иного содержания. Дело в том, что после очищения филологического факультета ЛГУ и Пушкинского Дома от носителей буржуазной идеологии Игорь Петрович всеми силами стремился упрочить эту победу. Перо его не знало покоя: начиная с 1950 г. он становится постоянным корреспондентом партийных и государственных органов, направляя в их адрес огромные доносы, в том числе в Ленинградский обком, Г. М. Маленкову, Л. П. Берии и т. д. (например, только его обращение к последнему занимает 66 страниц машинописи).

Особенно страстно И. П. Лапицкий выступал против своих коллег по изучению древнерусской литературы – В. П. Адриановой-Перетц, Я. С. Лурье, а более всего – против профессора исторического факультета ЛГУ Д. С. Лихачева. Обвинения в их адрес, содержащиеся в доносах И. П. Лапицкого, носили уничтожающий характер и возвращались в виде многочисленных проверок и обсуждений. Попытки унять И. П. Лапицкого не возымели должного успеха: в 1951 г. Д. С. Лихачев подал заявление в Ленинградский обком ВКП(б) и в парторганизацию ИРЛИ, но реакции не было[1394].

Обращения в высшие инстанции[1395] возымели свое действие лишь весной 1952 г., когда присуждались Сталинские премии за 1951 г. и Д. С. Лихачев оказался в числе лауреатов премии II степени за участие в коллективной монографии «История культуры древней Руси» (М.; Л., 1951. Т. 2). С этого момента И. П. Лапицкий ходил по Ленинграду, обещая «отнять у Митьки Сталинскую премию». И тогда из ЦК в Ленинградский обком и Президиум АН СССР поступило распоряжение разрешить эту ситуацию. Бюро ОЛЯ АН СССР учредило специальную комиссию и дважды собиралось в Москве на специальные заседания по «делу Лапицкого», причем в Москву вызывались практически в полном составе дирекция и партбюро ИРЛИ, а также сотрудники Отдела древнерусской литературы; в заседаниях принимали участие и сотрудники аппарата ЦК. Академик-секретарь ОЛЯ В. В. Виноградов и члены комиссии