Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При этих изменениях, конечно, что-то, наверное, потерялось и стало менее понятно, чем в прошлом сценарии, который был утвержден, но в каких-то частях сценарий стал интереснее, чем тот, но это во многом новый сценарий и новые характеристики героев. Характеристика Сталкера изменилась в противоположную сторону. Если там был человек грубый, резкий, сильный, то здесь он, наоборот, становится лицом страдательным — это мечтатель, который хотел сделать людей счастливыми и думал, что он потерпел поражение.
Какое сложилось сейчас положение, в чем его сложность?
Во-первых, мы стоим перед фактом, что мы должны отказаться от того материала, который снят, мы должны считать его браком. Режиссер считает его браком от начала до конца, и не может взять ни одного метра в картину. Я знаю, что техническая служба нашей студии не считает этот материал браком, но я думаю, что если мы будем говорить брак это или не брак, то не выполним главной задачи, потому что можно сказать, что этот материал не может пойти в картину по разным причинам. Студия стоит перед фактом, когда весь этот материал мы не можем взять в картину, и он должен быть списан. Вот одна сторона нашего положения?
Голос с места: Почему не можем?
Л. Н. Нехорошев: Хотя бы потому, что режиссер не берет этот материал в картину.
Голос с места: Почему?
Л. Н. Нехорошев: Это уже другой вопрос. Я не могу разобраться — то ли режиссер виноват, технически это безупречно, а режиссер не хочет брать. Я исхожу из положения, что этот материал должен быть списан.
Мы оказались перед лицом двухсерийного сценария, в отличие от первого сценария, а если учесть, что большой брак материала, то он должен быть рассмотрен не в обычном порядке. В связи с этим мы собрали Бюро Художественного совета, чтобы рассмотреть этот вариант сценария, и если он будет признан возможным для съемок, тогда мы с этим сценарием обратимся в Госкино. Это во-вторых.
В-третьих, это трудное финансовое положение студии, которое создает эта картина. Я думаю, что О. А. Агафонов этот момент вам более квалифицированно объяснит.
Короче говоря, о чем идет сейчас речь? Разговор идет о том, продолжать или не продолжать нам работу над фильмом «Сталкер», а также следовало бы сказать — дает ли сценарий основания для продолжения работы.
Мое личное мнение, что работу над картиной стоит продолжать, так как данный сценарий дает возможность для такой работы. В этом сценарии есть свои недостатки, но считаю, что следует довести его до полной кондиции, чтобы можно было его запускать в производство.
На мой взгляд, прежде всего, необходимо:
во-первых, высказать свое отношение к материалу и к сценарию, который читали;
во-вторых, на основе высказанных членами Бюро Художественного совета суждений, руководство киностудии сделает свое заключение и обратится с этими предложениями в Госкино СССР.
В общем, повторяю, сейчас надо высказать свою точку зрения на то, продолжать ли работу над фильмом «Сталкер» или нет[572].
Г. Л. Рошаль: Этот сценарий тоже уже не тот, который мы ранее читали?
Ю. Я. Райзман: Зачем мы полтора часа смотрели материал, если режиссер перед показом его сказал, что ни одного метра пленки в картину войти не может?
Л. Н. Нехорошев: Ставится исключительной важности вопрос — списывать ли эти 2000 метров снятого материала и начать все с чистого листа, или будет какое-то другое суждение? Мы не можем обойти вопрос, будет сниматься картина или нет.
Ю. Я. Райзман: У меня вопрос к Тарковскому: может быть, он не считает возможным снимать картину потому, что он амортизировался на уже снятом материале? Или же он заново будет снимать картину на этом новом материале?
А. А. Тарковский: Заданный вопрос обнаруживает наивную глуповатость ситуации, в которой мы находимся — и я, и те члены большого Художественного совета, которые сегодня пришли.
В чем двусмысленность и наивность ситуации? С одной стороны, я говорю, что не могу продолжать съемку картины, а с другой — заявляю, что если все расходы по этой картине будут списаны до последней копейки, то вместе со сценаристом и актерами берусь доказать, что мы можем снять картину. Но если затраты по картине не спишут, то это будет означать, что я часть расходов беру на себя — у меня рыльце в пуху.
Я трижды пытался преодолевать затруднения, связанные с плохим качеством пленки. В недостатках пленки вы сами могли сегодня убедиться по некоторым сценам, но хотя они были трижды повторены, результаты не изменились.
Считаю, что киностудия находится в устрашающем техническом состоянии.
Сейчас я все время буду повторять, что ни один метр снятого материала из‐за плохого качества пленки не может быть взят в картину, все равно, как в древности говорили, что «Карфаген должен быть разрушен».
Сейчас это задача № 1. Я уже не говорю о том, что 42 000 метров негативов необработанных лежат на студии. Как это может отразиться на картинах, которые сейчас находятся в работе? Это Бог знает что. Я рад, что здесь собрались для того, чтобы обсудить положение. Те операторы и режиссеры, которые получали все лучшее на «Мосфильме», лучшую пленку, лучшую аппаратуру, теперь находятся в одинаково кошмарном положении со всеми.
Я могу снимать эту картину только в одном случае, если нет — то я только с радостью вздохну. Я устал. Я три раза подряд переснимал множество объектов. Я имел мутное изображение. Пленка высшей чувствительности оказалась хуже старой пленки, то ли по причине обработки, то ли по другой причине, это не мое дело.
Вопрос с места: Вы считаете, что можно было получить лучшее изображение при лучших условиях?
А. А. Тарковский: Я снял 100 метров с новым оператором на новой пленке. К завтрашнему дню будет позитив. У меня завтра назначен съемочный день, потому что у меня уходящая натура. Прошу обратить внимание производственников на следующее. Вся картина должна быть на натуре, но я вынужден был перенести съемку в павильон, чтобы это совпало с тем, что мы сняли два дня назад. У меня будет около 1000 метров полезных натуры и 2600 метров должны быть в павильоне. Сейчас закрывается натура. Если проблема запуска этого двухсерийного фильма откладывается на 2 месяца, то я вообще