Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне кажется, что в этом сценарии мне, как зрителю, нет причины волноваться. Сценарий сейчас такой, что нет увлеченности действием. Ощущение такое, что все это очень затянуто, и я, как зритель, не втянут в действие. Не могу понять причины волнения этих людей. Как Толстой говорил: «Он пугает, а мне не страшно». Я не знаю, из‐за чего это происходит. Нет причин для того, чтобы зритель был втянут в действие, в эту игру. Ты взял часть повести Стругацких. Я не большой любитель фантастической и научно-популярной литературы, особенно после статьи Шкловского, что никаких других планет нет, и никаких других человечеств нет. Но здесь я не могу почувствовать опасность этой силы или Зоны, о которой идет речь, или ее привлекательность, тем более. Если это будет двухсерийная картина. Может быть надо подумать о том, чтобы можно было это как-то смотреть.
Вот пока мои первые замечания.
А. А. Тарковский: У меня только реплика. Когда я говорил о проходной картине, я имел в виду, что с тремя актерами на выбранной натуре можно легко и быстро сделать картину, а не сидеть над ней годы.
Л. О. Арнштам: Если бы Тарковский делал проходную картину, то он бы не спорил о качестве того, что он снял. Он бы склеил и доснял то, что нужно. Но если человек с такой кровью, с таким сердцем, с таки упорством борется за качество своего будущего произведения, то это для него не проходная картина. Можно и здесь склеить картину. Но не надо. Материал плохой. Но и в нем есть элементы искусства. Не может не быть, потому что делали материал два художника — Тарковский и Рерберг. Все это тонет в каком-то аквариуме, где что-то плавает, что-то исчезает. Я посмотрел первый материал и сразу спросил Тарковского: «вы так задумали?»
Мне это напомнило тринадцатый, четырнадцатый годы, когда я смотрел журналы «Патэ» — картины с петухом, где окрашивали стены в красное, зеленое…
Я в своей жизни тоже кое-что снимал… напечатать можно что угодно. Можно снять зеленое, но чтобы получались разности теней, глубокая проработка черного. Этого ничего нет. Без этого картина не может существовать.
Я не хочу спорить ни с Коноплевым, ни с Тарковским. Я согласен с выводом технической комиссии, что материал плохой.
Вопрос о сценарии — нужно ли его ставить, или не нужно?.. Тут мало присутствует людей, которые читали первый вариант сценария. Он довольно резко отличается от того сценария и больше погружен в элементы фантастики. Разные государства спорят — что делать с этой Зоной, ООН вмешивается в это дело.
Что обязывало режиссера и автора к иной разработке? Я все время думаю, что эта история должна быть погружена в ту обманку, которой часто занимается у нас научно-фантастическая литература, к которой я не пристрастен. В этом сценарии почти все это убрано. Режиссер взял себя в руки, ограничил себя и поставил себя в трудное положение, потому что там были бы комбинированные съемки и т. д. Он поставил проблему, которую разрешают три человека, но, с моей точки зрения, действительно просто — это первый простой сценарий Тарковского. Это о поисках счастья. Человечество стремится в поисках счастья в самых разных его ипостасях. Как это сделано? Сделано это так, что это умножено на современные ощущения. Я с Тарковским об этом не говорил — не успел, настолько быстро это все идет.
Мне кажется, что очень простое дело — идет речь о чуде открытия, о чуде энергии невероятной, с которой человечество не может справиться, и приходить к этому надо с нравственно чистой душой и чистыми руками.
Притча построена правильно. Они видят дом с простой терраской, но дойти до нее совсем не просто. Искус нравственности происходит с каждым.
Профессор[581] Сталкер — мечтатель, надеявшийся на то, что можно достигнуть человеческого счастья. Но ведь многое будет зависеть от того, в чьи руки попадет атомная или другая невероятной силы энергия. Недаром Профессор приводит цитату из высказываний Эйнштейна о нашей нравственной неготовности. Фраза о «нравственной неготовности» к Зоне делает ясной и эту линию.
В этой простой притче существуют еще, кроме того, три характера: характер Профессора, характер Писателя и еще характер третьего лица. Писатель — странный человек, циник, который признается, что для него дороже всего накопления человеческой культуры.
Надо сказать, что мы очень часто не совсем верно употребляем ту или иную терминологию. Чуть серьезнее произведение — мы его уже называем философским, а порой элементарное разумное мышление называем философской системой.
Это очень простая история. Мы находимся в кругу споров «Литературной газеты», но сделано это с таким мастерством, что закрывать картину «Сталкер» считаю безумием.
Я с Тарковским не говорил, но мне кажется, что есть сейчас некоторые невнятности по отдельным текстам. Так, например, стало неясно, что такое Зона, откуда она возникла. В общем, исчезла некоторая мотивировка. Более того, есть «трудные» абзацы: скажем выражение «человечеству надо оставить ручеек надежды», не соответствует общему движению всей истории. Она гораздо более высокого нравственного накала, чем «ручеек надежды».
Я согласен с мнением В. Ордынского, что картина «Сталкер» для Андрея Тарковского важна прямой ясностью. И мне будет чрезвычайно жалко, если он, якобы, проходную картину не снимет.
Простите, Олег Александрович, может я не прав, но мне думается, что 300 тысяч рублей надо списывать. А если мы закроем картину, разве будет лучше? По-моему, лучше создать какое-то произведение.
Голос с места: Может быть, есть и такое, чтобы оставить и не списывать?
Л. О. Арнштам: Что мы, слепые? Только какой-то кусочек можно использовать[582].
А. А. Тарковский: По поводу этого варианта сценария, который вы получили, у меня был разговор у Филиппа Тимофеевича в присутствии товарища Орлова. После этого у меня был еще один съемочный день. А сейчас я кладу на стол перед товарищем Орловым еще один сценарий. Это вариант двухсерийного сценария, но дополненный в соответствии с тем разговором, который был в Комитете и нашей дружеской беседе здесь. Здесь уже не 67 страниц, которые вы взяли на себя труд прочесть, а 57 страниц. Драма этого сценария, несмотря на то что он двухсерийный, заключается в том, что тут очень много