Но позвольте мне заверить вас, что большинство из нас — и вы тоже, мой дорогой читатель, — просто созданы для насилия, даже если вам никогда не представится возможность его применить. Начнем с детства. Психолог Ричард Трембли, измерявший уровень агрессивности на протяжении жизни испытуемых, показал, что самая жестокая стадия вовсе не отрочество и даже не юность, а возраст, заслуженно называемый «ужасные два»[1342]. Типичный двухлетка пинается, кусается и дерется, в дальнейшем уровень физической агрессии ребенка постепенно снижается. Трембли пишет: «Малыши не убивают друг друга лишь потому, что мы не даем им ножи и пистолеты. Вопрос… на который мы пытаемся ответить последние тридцать лет, — как дети учатся агрессии. Но это неправильный вопрос. Нам надо спрашивать, как они учатся миролюбию»[1343].

Теперь давайте заглянем в себя. Фантазировали ли вы когда-нибудь об убийстве кого-то очень вам неприятного? В одном исследовании психологи Дуглас Кенрик и Дэвид Басс задали этот вопрос демографической страте, известной своей чрезвычайно низкой склонностью к насилию, — студентам университетов — и были ошарашены результатом[1344]. От 70 % до 90 % мужчин и от 50 % до 80 % женщин признались в том, что хотя бы раз за предыдущий год фантазировали об убийстве. Когда я рассказал об этом исследовании на лекции, студенты закричали: «А остальные соврали!» Пожалуй, они бы поддержали Кларенса Дэрроу, сказавшего: «Я никого не убивал, но многие некрологи читаю с большим удовольствием».

Мотивы воображаемых убийств похожи на те, что заполняют реальные полицейские сводки: ссора влюбленных, реакция на угрозу, месть за унижение или предательство, семейный конфликт, причем статистически чаще конфликт с приемными родителями, чем с родными. Часто эти фантазии разворачиваются перед внутренним оком в подробнейших деталях, как грезы о мести неверной возлюбленной, которым предается персонаж Рекса Харрисона, дирижируя симфоническим оркестром в фильме «Клянусь в неверности» (Unfaithfully Yours). Один молодой человек в опросе Дэвида Басса сказал, что прошел 80 % пути к убийству бывшего друга, который соврал его невесте, будто жених ей изменяет, после чего сам попытался ее соблазнить:

Женщина рассказала, что на 60 % продвинулась к убийству бывшего бойфренда, который угрожал, что, если она к нему не вернется, он отошлет видео, на котором они занимаются сексом, ее новому парню и однокурсникам:

Многие убийства предваряются подобными длительными фантазиями. Убийства, совершаемые в действительности, скорее всего, лишь верхушка колоссального айсберга воображаемых убийств, погруженного в пучину процессов торможения. Судебный психиатр Роберт Саймон так и назвал свою книгу (перефразируя Фрейда, перефразирующего Платона): «Плохие люди делают то, о чем мечтают хорошие» (Bad Men Do What Good Men Dream).

Да и те, кто не предается мечтам об убийствах, получают большое удовольствие, наблюдая, как убивают другие. Люди тратят бездну времени и денег, углубляясь в какой-нибудь из бесконечного множества жанров кровавой виртуальной реальности: библейские истории, поэмы Гомера, жития святых, изображения адских мук, героические мифы, эпосы о Гильгамеше и Беовульфе, греческие трагедии, гобелен из Байё, шекспировские драмы, сказки братьев Гримм, скетчи Панча и Джуди, опера, детективы, криминальные драмы, бульварные и приключенческие романы, авантюрные новеллы, парижский театр ужасов «Гран-Гиньоль», народные баллады об убийствах, фильмы-нуар, вестерны, комиксы про супергероев, сериал «Три балбеса» (Three Stooges), мультфильмы про Тома и Джерри и Хитрого Койота, видеоигры, а также фильмы с участием одного бывшего губернатора Калифорнии. В книге «Дикий досуг: культурная история жестоких развлечений» (Savage Pastimes: A Cultural History of Violent Entertainment) исследователь Гарольд Шехтер пишет, что сегодняшние фильмы ужасов просто цветочки по сравнению с инсценировками пыток и членовредительств, веками забавлявших публику. Задолго до изобретения компьютерной графики театральные режиссеры использовали всю свою изобретательность, чтобы навести на зрителей страху такими спецэффектами, как «фальшивая голова, которую можно отрубить и насадить на пику, поддельная кожа, которую можно „содрать“ с тела актера, потайной пузырек, наполненный кровью, которая эффектно разбрызгивается в нужный момент»[1346].

Впечатляющий дисбаланс между количеством актов агрессии, которые люди себе воображают, и теми, что они осуществляют на деле, может кое-что поведать нам об устройстве нашего разума. Статистика насилия недооценивает важность его в жизни человека. Наш мозг руководствуется латинской пословицей «Хочешь мира — готовься к войне». Даже в самых миролюбивых обществах людей завораживает логика блефа и обмана, психология дружбы и предательства, уязвимость человеческого тела — как можно ею воспользоваться и как защитить себя от чужих посягательств. Удовольствие, которое люди получают от жестоких развлечений вопреки цензуре и моральному осуждению, предполагает, что мозг испытывает потребность в информации о том, как применять насилие[1347]. Скорее всего, в эволюционной истории нашего вида насилие было не настолько редким, чтобы люди могли себе позволить не знать, как оно работает[1348].

Антрополог Дональд Саймонс заметил похожее несоответствие в другом важном предмете греховных фантазий и развлечений — в сексе[1349]. Люди мечтают о запретном сексе и посвящают ему книги и картины гораздо чаще, чем им занимаются. Как и прелюбодеяние, насилие может быть маловероятным событием, но, если не упустить подвернувшуюся возможность, потенциальные последствия для приспособляемости, о которой писал Дарвин, будут весьма значительны. Саймонс предполагает, что высшие уровни сознания предназначены именно для обработки редких, но важных событий. Мы не часто размышляем о ежедневной активности вроде перевозки предметов, прогулок, разговоров и вряд ли готовы платить деньги, чтобы увидеть нечто подобное в кино. Но вот запретный секс, насильственная смерть и резкое повышение статуса в духе Уолтера Митти определенно привлекут внимание зрителя.