в театрах страны, высокорейтинговый, говоря по-нынешнему, фильм В. Пудовкина «Возвращение Василия Бортникова» (1953), чтение, как рассказывают, вслух в сельских клубах и на полевых станах…

Спустя семь лет такой же успех еще раз повторился, когда в журнале «Октябрь» (1957. № 3–7) вышла «Битва в пути». Правда, Ленинской премии этот роман уже не получил, и фрондирующая интеллигенция отнеслась к нему, прямо скажем, без энтузиазма. Зато страна читала, зато страна на бессчетных конференциях в библиотеках и домах культуры обсуждала сначала роман, а потом и его двухсерийную экранизацию с прекрасными актерами, поставленную В. Басовым (1961). И это понятно. В глазах массового читателя и зрителя Н., — по оценке Д. Быкова, — «олицетворяла „хорошее советское“, иллюзии ранней оттепели, попытку насытить производственный роман человеческим содержанием»[2072].

Беда в том только, что жизни обоим образцовым романам было отпущено совсем не много. «Жатве» так и вовсе года три-четыре, пока Ф. Абрамов в новомирской статье «Люди колхозной деревни в послевоенной прозе» (1954. № 4) не назвал Н. «лакировщиком», ничем, по сути, не отличающимся от С. Бабаевского, Е. Мальцева, С. Воронина и других творцов бесконфликтной литературы. Да и о «Битве в пути» уже во второй половине 1960-х говорить почти перестали, а имя Н. если и поминали, то так, как критик А. Макаров в письме В. Астафьеву: «<…> Ей-богу, такой искренней конъюнктурщицы еще не бывало, сам К. М. Симонов перед нею младенец»[2073].

Н., сколько мы можем судить, в отличие от легиона конъюнктурщиков, была действительно всегда искренней. И тогда, когда еще в конце 1940-х наступила на горло своему незаемному лирическому дарованию. И тогда, когда, выполняя социальный заказ, то есть — будем откровенны — заказ начальства, писала романы на главные темы дня: колхозы в 1950-м, социалистическое производство в 1957-м. И тогда, когда поздней осенью 1958-го с неподдельным жаром (и явно по собственной инициативе) включилась в обличение отступника Б. Пастернака.

От нее, беспартийной, никто ведь этого не требовал, как требовали, например, от Б. Слуцкого. И вряд ли причиной были, как у многих, рудиментарный страх или карьерные побуждения. Нет, Н. и тут была в ладу с собственной совестью. Сначала на заседании писательского руководства 27 октября назвав Пастернака «власовцем»[2074]. Затем 31 октября на общемосковском писательском собрании потребовав «не только исключить его из Союза, но просить правительство сделать так, чтобы этот человек не носил высокого звания советского гражданина»[2075]. И наконец уже в ноябре, когда страсти начинали вроде бы стихать, обратившись к Пастернаку с двумя подряд личными письмами, никак не предназначенными ни для печати, ни для отчета перед инстанциями.

Я, — пишет Н. в первом письме аж на 12 страницах, — любила раньше ваши стихи, но я не понимаю, как можно «принять премию из рук врага». И дальше, дальше, уже захлебываясь от ярости:

Слезы соленые лить над вами? Пулю загнать в затылок предателю? Я женщина, много видевшая горя, не злая и не жестокая, но такое предательство… Рука не дрогнула бы… Вам пишет не писательница… Вам пишет женщина, у которой муж был расстрелян в 37 году и отец сослан тогда же… и у которой одна цель в жизни — служить всей душой, всеми силами делу коммунизма и своему народу. Это не слова. Это в сердце[2076].

Рука не дрогнула бы… И Пастернак, посоветовав: «Все же я на Вашем месте несколько сбавил бы тону», — в первой же фразе ответного письма Н. поблагодарил. За что? «За искренность»[2077], конечно, в которую нам сейчас так трудно поверить и которую совсем уже невозможно принять.

Но так было. Тяжело страдая в свои последние годы от неизлечимой болезни, никакого участия в общественной жизни Н. уже не принимала. А работать продолжала. На этот раз над романом «Сильное взаимодействие» — о физиках, о научном прогрессе, вышедшем к началу 1960-х на роль главной темы дня и понятом ею, вероятно, опять-таки как социальный заказ.

Что же осталось, кроме черновиков этого романа?[2078] Памятник работы Э. Неизвестного на Новодевичьем кладбище. И как бы между делом написанный в дачном заточении поэтический дневник в прозе «Наш сад» (М., 1963), который вместе с несколькими рассказами разных лет, в отличие от романов, можно перечитывать и сегодня.

Соч.: Стихи. М.: Сов. писатель, 1984; Собр. соч.: В 3 т. М.: Худож. лит., 1987–1988; Завещание. Томск, 1990.

Лит.: Пичурин Л. Путь к «Битве…». Новосибирск: Западно-Сибирское кн. изд-во, 1970, Томск: Томское кн. изд-во, 1986; Абдуллаева Г. Творческий путь Галины Николаевой. Ташкент: Фан, 1975; Воспоминания о Г. Николаевой. М.: Сов. писатель, 1984.

Никонов Анатолий Васильевич (1923–1983)

Отвоевав, как и все, Н. закончил истфак МГУ и сразу же пошел по линии молодежной печати: инструктор в соответствующем секторе ЦК ВЛКСМ, пять лет заместителем главного редактора журнала «Вокруг света», еще пять в журнале «Смена», сначала заместителем главного, а потом главным редактором.

Его и не запомнил бы никто, не получи Н. в марте 1963 года предложение возглавить «Молодую гвардию» — журнал тоже, конечно, комсомольский, но все же литературный, к тому времени потерявшийся, правда, на фоне остальных ежемесячников и, в особенности, на фоне ножевого конфликта между «Новым миром» А. Твардовского и «Октябрем» Вс. Кочетова. Надо было определяться, и Н., неожиданно оказавшийся амбициозным, сделал шаг в сторону от идейных схваток, так что первые два года, — как вспоминает Вл. Турбин, —

это был журнал-умница, яркий и пестрый, как… весенний букет. Уж иного сравнения не подберу, пусть: букет. Не парадный букет и не ритуальный, а как бы сам собой сложившийся. Позиция журнала была по-хорошему вызывающей: противостояла она всякой литературной предвзятости, доктринерству. Не было «наших» и каких-то «не наших», было братство молодых литераторов, поглощенных делом. И пусть даже это было какой-то игрой в братство, хорошо и то, что играли именно в литературное братство…

Разумеется, от барабанной трескотни и в эти годы «молодогвардейцев» никто не освобождал, но своих идеологических инициатив они пока не подавали, зато шалили с явным удовольствием. Уже в первых номерах, подписанных Н., появился роман В. Аксенова «Пора, мой друг, пора» (1963. № 4, 5), в мартовском номере 1964 стихи Б. Ахмадулиной, в октябрьском — «Оза» А. Вознесенского[2079] и киноповесть «Берегись автомобиля» Э. Брагинского и Э. Рязанова, затем первый роман Ю. Семенова об Исаеве-Штирлице «Пароль не нужен»…

А главное — «Молодая гвардия» первой среди литературных журналов завела ежемесячные авторские «колонки», и их без малого два года вел Вл. Турбин, нимало не претендовавший на роль властителя дум, но тотчас же освоившийся в амплуа, как назвал его И. Золотусский, «дразнителя нравов». Никакой политики, только