class="v">Всем видна твоя вина,

И не смоется оно.

У тебя клеймо на лбу;

Но везде пойду с тобой.

Кто тебя полюбит там,

Если будешь брошен мной?

Целый мир тебя отверг,

И грешна душа твоя.

Целый мир тебя отверг;

Но не я, не я, не я!

Если насмерть ранен тигр,

Рядом с ним лежит, любя,

И тигрица. — Милый мой,

Я тигрица у тебя!

Перевод М.Л. Михайлова

Старая ведьма из леса

Я ведьма, старая колдунья —

Известно всем о том.

Живу одна в своем домишке

В компании с котом.

Ко мне девчонка как-то ночью

Явилась на порог:

«О, сделай так, чтоб мой избранник

По мне от страсти сох!

Закипяти из трав волшебных

Свой приворотный мёд!» —

«Что ж, я возьмусь за это дело,

Но золото вперёд!»

В глухом лесу, где ветви гуще,

Я рано поутру

Все, что мне нужно для отвара,

В корзину соберу.

В траве, где жаворонка трели

Приветствуют рассвет,

Свой аромат хранят фиалки

И пышный первоцвет.

Еще для ведьминского зелья

Мне нужен чистотел,

Чтоб в непокорном сердце жарче

Огонь любви горел.

Пунцовых, словно в каплях крови,

Нарву я орхидей,

Чьи перепутанные стебли

Напоминают змей.

Ну и конечно в завершенье —

Крапивы жгучей пук,

Чтоб он испытывал страданье

И боль сердечных мук.

Закипячу покрепче зелье,

И — верь мне, котик мой! —

Отныне он и днем, и ночью

Забудет про покой.

Ну, вот и все! Готово дело!

А это верный знак,

Что попадется в наши сети

Еще один дурак!

Перевод А. Васина

Морское эхо

Я здесь, у моря, у скалы.

Я вижу, как парят орлы,

Я слышу, как ревут валы

И эхом вкруг

Вместилища пещерной мглы

Тот множат звук.

Ветра, что плачут над волной,

Неистовый морской прибой

И голосов стократный вой

По нраву мне:

Они беседуют со мной,

Но как во сне.

Как только мир наш был рожден,

Те голоса услышал он,

И к нам призыв их обращен

Из тьмы веков.

Но кто ответит им на стон,

На странный зов?

Им долго отвечает гром,

С ветрами издавна знаком,

И шторм на языке своем,

Где молний бег.

А морю бурному с дождем

Ответит брег.

Но груды гор молчат темно.

Ответа Эхо ждет давно,

А тишине внимать дано:

Та жадно ждет,

Как губка доброе вино,

Вбирая, пьет.

О нимфа Эхо! Рождена

Из бездны хаоса она.

И развернула знамена

Свои Краса,

Смеялись солнце, и волна,

И голоса.

Она — как легкий дух начал.

Поэт стихом ее венчал,

И Пан в тени лесов не знал

Любви сильней.

Всем был ответ. Кто ж ныне дал

Ответы ей?

Никто. Лишь старость у ворот.

Уйдут богатство и почет,

Блудница Слава ускользнет —

Неверный друг!

Так под луною всё пройдет,

Сомкнется круг.

Перевод Ю. Брызгалова

Sir Aubrey De Vere (1788–1846)

The Children Band

All holy influences dwell within

   The breast of Childhood: instincts fresh from God

   Inspire it, ere the heart beneath the rod

Of grief hath bled, or caught the plague of sin.

How mighty was that fervour which could win

   Its way to infant souls! — and was the sod

   Of Palestine by infant Croises trod?

Like Joseph went they forth, or Benjamin,

In all their touching beauty to redeem?

   And did their soft lips kiss the Sepulchre?

Alas! the lovely pageant as a dream

   Faded! They sank not through ignoble fear;

They felt not Moslem steel. By mountain, stream,

   In sands, in fens, they died — no mother near!

Сэр Обри де Вир (1788–1846)

Детское воинство[54]

Самой природе детства близок Бог:

Святым наитием душа живет,

Пока не обескровлена невзгод

Бичами и не канула в порок.

Какой могучий пыл детей увлек

В их беззащитной прелести вперед,

В крестовый искупительный поход?

Дано ль им было увидать Восток,

Куда, как проданный Иосиф, шли?

Исполнились ли юные обеты?

Увы! Все сгинуло, как след в пыли!

Им чужд был страх, но, сталью не задеты,

В пустынях, в дебрях смерть они нашли,

И если звали мать, то без ответа.

Перевод Н. Шаховской

Charles Wolfe (1791–1823)

The Burial of Sir John Moore after Corunna

Not a drum was heard, not a funeral note,

    As his corse to the rampart we hurried;

Not a soldier discharged his farewell shot

    O’er the grave where our hero was buried.

We buried him darkly at dead of night,

    The sods with our bayonets turning,

By the struggling moonbeam’s misty light

    And the lantern dimly burning.

No useless coffin enclosed his breast,

    Not in sheet