они многими работами: если они от этих работ будут освобождены, то будут платить вдвое.

Другой отличительной особенностью Смоленской области было довольно значительное число дворцовых волостей с большим торговым селом в центре каждой; некоторые из этих сел впоследствии стали уездными городами Смоленской губернии. Дворцовые волости подходили под действие указа 30 января, говорившего о выборе бурмистров не только в городах, но и в государевых, т. е. в государственных и дворцовых, волостях, селах и деревнях. Таких дворцовых волостей в Смоленском уезде было 8. Их жители — частью «мещане», т. е. торгово-промышленные посадские люди, частью крестьяне, т. е. земледельцы. До 1699 г. во главе волостей стояли «войты»; теперь каждой из них предоставлялось выбрать бурмистров. Так, в селе Поречье к Порецкой волости было выбрано двое мещан от села Поречья и 12 от волости; волость эта подразделялась на 6 «лавничеств», так что каждое лавничество избирало двух бурмистров. Таким образом, во главе всей волости с селом становилась коллегия из 14 бурмистров, следовательно, гораздо более обширная, чем коллегия бурмистров в самом Смоленске. В остальных 7 волостях число бурмистров, избираемых там из мещан и из крестьян, было меньше. В волостях Духовской, Зверовичевской, Красносельской и Ельнинской избрано было по 4 бурмистра, причем выборы происходили так: двое выбирались от центрального села (Духовщины, Зверовичей, Красного и Ельны) и двое от самой волости. В селе Каспле и Касплинской волости было избрано 2 бурмистра; в селе Досугове, при котором волости не упомянуто, — 3 бурмистра. О платеже двойных окладов все эти волости через своих войтов заявили смоленскому воеводе, что за великой скудостью таких окладов платить не могут. Бурмистры Красносельской волости, явившись с выборными списками в Москву, заявляли здесь в приказе княжества Смоленского, что платить им вдвое невозможно, потому что они обложены большими денежными и хлебными сборами, да сверх того они обязаны возить всякие припасы в Смоленск на городовое строение, к пушечным амбарам и к кирпичным сараям, и всем этим очень отягощены. В Смоленском же уезде, очевидно, под самым городом Смоленском, упоминаются еще два пункта, которых также могла касаться реформа: «Ратушные деревни» и «Шеин острожек». Ратушные деревни — это, вероятно, деревни, принадлежавшие Смоленской ратуше как юридическому лицу; Шеин острожек — это поселок на том месте, где в 1632–1634 гг. сооружено было укрепление осаждавшим Смоленск боярином М. Б. Шеиным. Войты и крестьяне этих единиц отказались от реформы, сославшись на то, что двойных окладов им платить нечем, а к мирским расправным делам в бурмистры меж себя выбрать некого. Из трех городов Смоленского края два — Белая и Рославль — выбрали бурмистров и заявили о согласии на двойной платеж. В Белой земский староста и все посадские люди выбрали 4 бурмистров; в Рославле войт и все мещане выбрали трех. В Дорогобуже выбраны были 3 бурмистра; о платеже дорогобужцы умолчали[1155].

Из Смоленского края с его полонизмами в местных учреждениях и сельскими бурмистрами в дворцовых волостях и селах поднимаемся несколько к северу, перейдем в Новгородскую область, подведомственную Новгородскому приказу, и посмотрим, как там принята была реформа. Сам Новгород Великий категорически отказался от новых учреждений, и на указ 30 января новгородский посад ответил в Москву сказкой от всего посадского общества, которую подписали: проживавший в Новгороде гость Иван Семенов, пятиконецкие земские старосты и посадские люди (в Новгороде, по старинной традиции, идущей от времен вольности, земских старост было пять, по числу концов). Сказку эту посадское общество начинало изъявлением благодарности за реформу: «великого государя к ним о милостивом призрении челом бьют»; но затем отклоняло и двойной платеж, и самые выборы. Заявляя, что окладных сборов платить вдвое им невмочь, посадские люди указывали на три причины своей несостоятельности: во-первых, на разорительный пожар Торговой стороны 22 мая 1696 г., во время которого погорели без остатка «домы их и пожитки, и лавки, и амбары, и в них товары и всякие заводы». Во время пожара сгорел гость Семен Гаврилов, вероятно, отец подписавшего сказку Ивана Семенова, и многие посадские люди, иные с семействами. После пожара торги их сильно упали, чтo они и подкрепляли ссылкой на таможенные записи. Другой причиной несостоятельности новгородского посада указывалась разорительная конкуренция посторонних посадскому обществу элементов: беломестцы и уездные крестьяне ведут большие торги, ездят с товарами даже за границу, «за свицкий рубеж», но посадского тягла нe несут и податей, кроме самого незначительного числа десятой деньги, не платят, в земскую избу ни для каких дел не приходят и с ними, посадскими людьми, никакого общения не имеют. Указывалась как причина разорения также и «хлебная дороговь». И от всех этих причин: от великого пожарного разорения, и от хлебной дороговизны, и от бесторжицы — новгородцы и посадские люди пришли в оскудение, расходятся из Новгорода по другим городам и не могут заплатить без недоимки даже и обыкновенных доходов за текущий 207 г. Конечно, главным побуждением к отказу от принятия реформы было нежелание платить вдвое; но как на специальную причину отказа от выборов новгородцы, как бы совершенно забывая предания своего города, указывали еще на то, что «к расправным и челобитчиковым делам в Великом Новгороде купецкие люди незаобычны».

В новгородском пригороде — Старой Руссе — выборы были произведены отдельно на посаде и отдельно в Старорусской волости. Посад избрал 3 посадских людей, волость 3 крестьян. И посад и волость заявили, что платить окладных доходов вдвое им невмочь[1156].

Положение псковского посада относительно реформы оказалось довольно необычным. Дело в том, что как раз перед самыми указами о реформе Псков ходатайствовал о продлении срока полномочий псковскому воеводе ближнему кравчему Кириллу Алексеевичу Нарышкину, двухгодовой срок правления которого тогда оканчивался. Челобитье было подано, как это тогда практиковалось, «всем Псковом», от всего всеуездного или всегородного псковского мира, т. е. от всех свободных сословий, входивших в состав населения Пскова, Псковского уезда и псковских пригородов: Ржевы Пустой, Гдова, Опочки, Велья, Воронача с их уездами. Его скрепили своими рукоприкладствами «государевы богомольцы, холопы и сироты»: архимандриты и игумены псковских монастырей, служилые люди, помещики и вотчинники Псковского и Пусторжевского уездов, псковские городские служилые люди: пушкари и воротники, далее расквартированные во Пскове и в уезде себежские казаки и солдаты двух пехотных солдатских полков, наконец, «государевы сироты»: псковские посадские люди во главе с двумя земскими старостами и с сотскими от каждого «ста», т. е. от тех сотен, на которые делился псковский посад, затем выборные старосты и ходоки — представители пригородов Гдова и Опочки, псковские ямщики, старосты и представители Вороначского, Велейского и Опочецкого уездов.

В челобитье указывалось, что