на Устюге, в конце столетия органы посадского и уездного самоуправления были разделены и действовали отдельно: во главе посада и присоединенного к нему Лальского погоста стоял посадский староста Семен Яковлевич Жилкин, во главе уезда — всеуездный староста Тимофей Юрьев. Эти органы самоуправления на объявленный им указ реагировали различно. Уездный съезд, состоявший из представителей волостей, подал воеводе обширную сказку, в которой заявлял о невозможности двойного платежа, ссылаясь на испытываемые уездом отягощения: «хлеб зябл», не родился, скотский падеж, разброд крестьян, тяжелая ямская повинность: зимним временем гоняют подводы в Сибирь, летним возят судами по большим рекам и мелким речкам «пустыми местами и тесными и за волоки собою суды переволачивают до Соли Камской, также и в сибирские городы через Камень до Березова города, и выходят на те ямы и на летние отпуски многие деньги». Далее приходится платить за неимущих и ушедших из уезда крестьян. При платеже стрелецких денег в двойном размере и остальные деревни опустеют и последние крестьяне оскудеют. С 1680 г. они, сольвычегодцы, платят по переписным книгам за стрелецкие деньги и разные мелкие поборы по 2 рубля с двора, и эти деньги приходилось с них править великим правежом; за 1680 и 1681 гг. едва выплатили с большой доимкой. Они припомнили по этому случаю, что в 1682 г. царь Федор Алексеевич по собственному почину, без всякого с их стороны челобитья, «милосердуя о них», убавил с них подать вдвое и велел брать только по рублю с двора; в таком размере они просят взимать ее и теперь. Отказываясь от двойного платежа, они, так же как и устюжане, не решались высказаться о форме управления.

«А в правительстве, государь… меж нами, сиротами твоими, кому ведать, воеводам или нашим, сирот твоих, уездным выборным людям, о том, что ты, великий государь, укажешь?» Эту их челобитную воевода 26 апреля отправил в Москву. Но затем настроение переменилось: в мае уездный съезд произвел выборы и избрал 2 лиц: Григория Тимофеева Воронина, Кузьму Павлова Новосельцева, которым, как значилось в выборном списке, «быть у Соли Вычегодской во всеуездной земской избе в 208 году у сбору его, великого государя, всяких доходов и всяких дел»[1168]. Посад и связанный с ним Лальский погост о двойном платеже не высказывались, обходя этот вопрос молчанием. На посадском сходе, также в мае, посадские люди и представители Лальского погоста «выбрали с совету меж себя с Соли с посаду и с Лальского погоста людей добрых и правдивых: с посаду Ивана Денисова сына Свиньинских, с Лальского погоста Никиту Андреева сына Бобровского. И им, выборным людем, быть у Соли Вычегодской по указу великого государя у сбору денежных доходов и у расправных, и у челобитчиковых дел, каков им, выборным, его, великого государя, указ дан будет на Москве». Эти выборные люди от уезда и от посада были, согласно указу 30 января, отправлены воеводой в Москву, где были приняты 26 июня[1169].

XLIV. Поморский край (продолжение)

В Устьянских волостях, в которые теперь переходим, все своеобразно, начиная с того, что в административной терминологии приказа Устюжской четверти, их ведавшего, при перечислениях наряду с другими подведомственными четверти городами эти волости называются «городом», тогда как это был округ чисто деревенский, не тянувший ни к какому городскому центру и не имевший на своей территории ни одного города. Это была группа из 10 волостей[1170], состоявших каждая из нескольких десятков деревень и расположенных на большом пространстве по верхнему течению реки Ваги и по ее притокам: слева Вели и Пежме, справа Устье с Кокшенгой, Чадромой, Соденгой и др. В них от всего сохранившегося там к концу столетия уклада веет далекой стариной. Устьянские волости были одними из первых, получивших от Ивана Грозного жалованную земскую грамоту, освобождавшую их от управления волостелей и вводившую у них самоуправление, которое у них и действовало в рассматриваемое время в полной неприкосновенности. В 1622 г. грамота была возобновлена, затем подтверждалась при каждом новом царствовании[1171], и теперь, на рубеже XVIII в., при избрании бурмистров они неоднократно на нее ссылаются, ставя ее наряду с Соборным уложением и новоуказными статьями. На Устьянские волости, как и на все поморские населенные черносошными крестьянами уезды, распространялась реформа 1699 г.; им предоставлялось избрать бурмистров, что они и сделали. Их избирательные протоколы, «выборы за руками», привезенные избранными бурмистрами в Москву в Устюжскую четверть, сохранились в архиве этого приказа[1172]. Анализ этих протоколов показывает, как жители Устьянских волостей нововведение Петра приспособляли к своим привычным порядкам, к своей старине, как реальная жизнь переделывала и прилаживала замыслы и планы реформатора. Мы и задержимся на некоторое время теперь на рассмотрении этих выборных списков.

Устьянские волости принадлежат к числу тех «городов», которые выборы бурмистров произвели, а о платеже двойного оклада умолчали. Выборы происходили там по отдельным волостям в период времени с 7 июля по 1 августа; в большинстве волостей они пришлись на 20-е числа июля. Обыкновенно вслед за обозначением даты выборов в выборном списке каждой волости делается ссылка на тот полученный из Москвы указ, на основании которого состоялись выборы. В большинстве случаев это указ из Устюжской четверти за подписью дьяка Василья Посникова; но в двух случаях делается ссылка на указ «за закрепою бурмистра Ивана Исаева», следовательно, на указ от московских бурмистров, причем в выборном списке Шангальской волости оригинально обозначено самое учреждение, из которого исходил указ, закрепленный бурмистром: «по памяти с Москвы из Разряду Большие казны за закрепою выборного бурмистра Ивана Исаева»[1173]. Очевидно, что в указах из Москвы в волости о производстве выборов помещался текст только второго указа, 30 января 1699 г., о местных выборах; первый же указ об учреждении центрального бурмистерского управления в Москве волостям сообщен не был и летом 1699 г. оставался им еще неизвестным. Поэтому-то в Шангальской волости при виде странной скрепы «бурмистра Ивана Исаева» и соображали, может быть, при воздействии каких-либо долетевших смутных слухов о каком-то фантастическом учреждении — «Разряде Большой казны»; поэтому также в выборных списках везде, где шла речь о будущих сношениях выбранных бурмистров с Москвой, например о доставлении в Москву сборов или о переносе туда судебных дел, волости говорят не о московских бурмистрах, а о приказе Устюжской четверти, как говорили лет 50 еще назад о сношении с этим приказом земских судеек: и собранные деньги, и судебные дела должны доставляться в Москву в Устюжский приказ, как будто Бурмистерской палаты в Москве совершенно не существует и