Нед накинул плащ и вышел на улицу.

Он скорым шагом двинулся на запад, обдумывая два вопроса. Известно ли Афродите имя гонца, отправленного в Шеффилд? Если да, сочтет ли она себя обязанной Неду настолько, чтобы поделиться с ним этой тайной?

Скоро узнаем.

За пределы городской стены он вышел в Ладгейте[88], пересек смердевшую речку Флит и отыскал дом Уссов – красивый и скромный – на менее дорогой, чем южная, северной стороне Стрэнда[89]. Постучал в дверь, назвал свое имя открывшей служанке и прождал несколько минут, гадая, не мог ли Бернар Усс жениться на совсем другой Афродите. Потом его пригласили войти и провели наверх, в маленькую и уютную комнатку.

Он помнил порывистую и игривую восемнадцатилетнюю девушку, а его встретила привлекательная дама двадцати девяти лет, судя по фигуре, недавно рожавшая и, возможно, кормившая ребенка грудью.

– Это и вправду вы! – радостно вскричала она по-французски. – Сколько мы с вами не виделись!

– Вижу, вы вышли замуж за Бертрана.

– Да, вышла, – подтвердила она с довольной улыбкой.

– И сколько у вас детей?

– Пока трое.

Афродита пригласила гостя сесть. Нед не обольщался. Люди, предающие свою страну, обычно уязвленные, оскорбленные личности, одержимые собственным недовольством, вроде Алэна де Гиза или Херонимы Руис. Афродита же выглядела счастливой замужней дамой с детьми и мужа, похоже, любила. Словом, вряд ли она согласится выдать нужный секрет, но попытаться все же следовало.

Он рассказал, что сам женился на француженке и привез жену в Англию. Афродита немедленно возжелала познакомиться с его супругой. Она назвала ему поименно всех своих детей, и Нед запомнил эти имена – подобное давно вошло у него в привычку. После нескольких минут светской болтовни он решил, что пора приступать к делу.

– Если помните, в Париже я спас вам жизнь, – словно невзначай обронил он.

Афродита посерьезнела.

– Я буду помнить об этом до конца своих дней. Но, прошу, не говорите ничего Бернару.

– А теперь я пытаюсь спасти жизнь другой женщине.

– Правда? И чью же?

– Королевы Елизаветы.

Афродита смутилась.

– Нед, нам с вами, думаю, ни к чему обсуждать политику.

Уиллард не отступался.

– Герцог де Гиз собирается убить Елизавету и возвести на трон свою двоюродную сестру Марию Стюарт. Только не говорите, что вы одобряете это убийство.

– Разумеется, нет! Но…

– Некий англичанин приходит к вашему посланнику, забирает письма, отправленные Анри де Гизом, и доставляет их в Шеффилд Марии Стюарт. – Нед вовсе не стремился поразить Афродиту глубиной своих познаний; он просто чувствовал, что откровенность – единственный способ убедить ее помочь. – А обратно привозит ответы Марии.

Он пристально поглядел на Афродиту, пытаясь уловить хотя бы малейший знак, и ему почудилось, будто в ее взгляде мелькнуло что-то этакое.

– Вы, возможно, знаете этого человека.

– Нед, это нечестно!

– Мне нужно имя. – Нед отметил про себя с отвращением, что в его голосе прозвучала умоляющая нотка.

– Как вы можете меня к такому принуждать?

– Я должен защищать королеву Елизавету от злоумышленников, как когда-то защищал вас.

Афродита встала.

– Сожалею, но ничем не могу помочь. Вы пришли напрасно, если надеялись выведать что-либо у меня.

– Я прошу вас сохранить жизнь королеве.

– Вы просите меня предать моего мужа и мою страну, выдать человека, гостившего в доме моего отца!

– Но вы мне обязаны.

– Обязана жизнью, но не душой.

Нед понял, что потерпел поражение. Ему было стыдно за себя. Он попытался сбить с пути истинного достойную женщину, которой нравился. Иногда он презирал свою работу.

Он поднялся.

– Позвольте вас покинуть.

– Боюсь, я вынуждена на этом настаивать.

Что-то грызло Неда, что-то не давало ему покоя. Афродита сказала нечто важное, а он в запале это пропустил. Хотелось задержаться здесь подольше, задать побольше вопросов, подождать, пока она не проговорится снова. Но хозяйка смотрела сердито, подгоняя взглядом, и Нед понимал, что, вздумай он снова сесть, Афродита немедленно выйдет из комнаты.

Он попрощался и понуро побрел обратно. Поднялся на Ладгейт-хилл, миновал готическую громаду собора Святого Павла, серые камни которого давно почернели от сажи из тысяч лондонских печных труб. Увидел впереди Тауэр, где держали и пытали изменников, и свернул на Ситинг-лейн.

Уже входя в дом Уолсингема, он вдруг вспомнил, что именно сказала Афродита: «Вы просите меня предать моего мужа и мою страну, выдать человека, гостившего в доме моего отца».

Человек, гостивший в доме ее отца…

Самый первый список, который Нед составил, приехав Париж с Уолсингемом десять лет назад, включал в себя имена английских католиков, навещавших дом графа де Болье на рю Сен-Дени.

А Уолсингем никогда ничего не выбрасывал.

Нед взбежал по лестнице, торопливо открыл запертую дверь. Книга с парижским списком должна быть на дне сундука. Он запустил руку внутрь, порылся, извлек маленькую книжицу и сдул с нее пыль.

Афродита наверняка имела в виду парижский дом своего отца, правильно? У графа было и поместье в глубинке, однако, насколько Нед знал, там Болье никогда английских беженцев не принимал. А сам граф ни разу не встречался в списке католиков, проживающих в Лондоне или навещающих город.

Сплошные догадки…

Нед раскрыл книжицу и принялся изучать многочисленные имена, записанные его собственным почерком десятилетней давности. Он заставлял себя вчитываться, медленно и вдумчиво, припоминать лица этих молодых англичан, покинувших родину потому, что там, как они полагали, им не осталось места. Сразу нахлынули и другие воспоминания о Париже: блеск и мишура лавок, умопомрачительные наряды, вонь на улицах, роскошь и помпезность королевских развлечений, безумная ярость резни в Варфоломеевскую ночь…

Он наткнулся на имя, и его словно ударили обухом по голове. Нед никогда не встречал этого человека лично, однако имя слышал не раз.

Сердце как будто остановилось. Он взял алфавитный список лондонских католиков. Да, один и тот же человек посещал дом графа де Болье в Париже и сейчас находился в Лондоне.