Зато сегодня все наоборот. Сам он недавно стал настоятелем монастыря Святого Древа[91], владевшего тысячами акров земли в Шампани. Весь доход от этих земель Пьер присваивал, дабы монахи монастыря жили в бедности, как и велит их устав. Словом, он сделался богатым и могущественным, а Луиза впала в нищету и лишилась всякой власти.

– На дворе тепло, – сказал бальи. – Можете спать в лесу. А если пойдет дождь, монахини обители Святой Марии Магдалины на рю де ла Круа охотно дадут приют бездомной женщине.

Луиза явно растерялась.

– Там же шлюх привечают!

Бальи пожал плечами.

Маркиза расплакалась, закрыла лицо ладонями. Плечи опустились, грудь колыхалась от сдерживаемых рыданий.

Пьер вдруг испытал возбуждение.

И пришел на помощь Луизе.

Он сделал шаг вперед и ловко втиснулся между маркизой и бальи.

– Успокойтесь, мадам, – произнес он. – Де Гизы не позволят знатной даме ночевать в одиночестве в лесу.

Маркиза отняла ладони от заплаканного лица, смерила Пьера тоскливым взором.

– Пьер Оман! – Это имя она выплюнула как проклятие. – Пришли посмеяться надо мной?

Она нарочно назвала его просто Оманом, а не Оманом де Гизом – и за это тоже поплатится!

– Я пришел избавить вас от страданий и унижения, – степенно ответил Пьер. – Если соблаговолите пойти со мной, я отведу вас в безопасное место.

– Куда? – спросила она, застыв в неподвижности.

– Тут недалеко. Тихая округа, все оплачено заранее. Скромно, однако вполне пристойно. Там вас ждет служанка. Идемте, сами увидите. Я уверен, этот временный кров покажется вам приемлемым.

Луиза явно сомневалась, стоит ли ему верить. Все знали, что де Гизы ненавидят протестантов; так с какой стати им проявлять доброту к ней? Но после мучительных раздумий она, похоже, сообразила, что выбора у нее нет.

– Позвольте мне собрать личные вещи.

– Никаких украшений, – предупредил бальи. – Я проверю вашу сумку перед уходом.

Луиза молча повернулась и вышла, гордо выпрямив спину.

Пьер едва сдерживал нетерпение. Скоро, очень скоро эта женщина окажется в полном его распоряжении.

Маркиза не имела родственных связей с де Гизами и принадлежала к противникам последних в долгой религиозной войне, однако Пьеру почему-то казалось, что они с нею схожи. Де Гизы воспринимали его как своего советника и порученца, но даже теперь относились к нему как к мелкой сошке. Да, он был наиболее влиятельным и высокооплачиваемым среди их слуг, но все равно оставался слугой; его исправно приглашали на военные советы, но никогда не звали на семейные обеды. За это пренебрежение он поквитаться не мог, зато мог отомстить Луизе.

Она вернулась с плотно набитой кожаной сумой. Бальи, как и грозился, раскрыл суму и вытащил наружу содержимое. Выяснилось, что Луиза сложила в сумку шелковое и льняное исподнее, красивое, расшитое кружевами и ленточками. При виде белья Пьер задумался, что именно надела маркиза под свое зеленое шелковое платье.

С привычной спесью она вручила сумку Пьеру, словно тот был носильщиком.

Пьер не стал противиться. Он ее проучит, но не сейчас.

Вместе они вышли из дома. У крыльца ждали Бирон и Брокар, держа в поводу лошадей, в том числе запасную – как раз для маркизы. Из парижского предместья отряд двинулся к городу, въехал в Париж через ворота Сен-Жак и по одноименной улице добрался до Малого моста. Миновали остров Ситэ и остановились у неприметного домика, стиснутого с обеих сторон другими такими же домами, неподалеку от особняка де Гизов. Пьер отпустил Бирона и Брокара, наказав отвести лошадей на конюшню, а сам провел Луизу внутрь.

– Вы будете жить наверху, – сказал он.

– Кто еще здесь живет?

Он не стал лукавить.

– На каждом этаже свой жилец. В прошлом большинство из них служило де Гизам – тут и бывший учитель, и белошвейка, почти ослепшая с возрастом, и одна испанка, которую порой приглашают переводить. Все люди достойные.

И никто из них не отважится навлечь на себя неудовольствие Пьера.

Луиза немного приободрилась.

Они стали подниматься. Когда добрались до верхнего этажа, маркиза тяжело дышала.

– Столько ступенек! – пожаловалась она.

Пьер усмехнулся. Судя по всему, она уже согласилась поселиться здесь.

Служанка встретила их поклоном. Пьер показал Луизе гостиную, кухню и буфетную, а напоследок завел в спальню. Маркиза как будто не верила своим глазам. Пьер предупреждал, что жилье будет скромным, но умолчал о том, что обставил помещения с должным великолепием – ведь он намеревался частенько сюда заходить.

Луиза растерянно озиралась, не понимая, почему человек, которого она всегда считала врагом, проявляет к ней такую заботу и щедрость. По ее лицу Пьер видел, что она совершенно сбита с толку. Отлично!

Он закрыл дверь спальни. Тут Луиза начала понимать.

– Помню, я всегда ими любовался, – сказал он, прикладывая обе руки к ее груди.

Она попятилась.

– Надеетесь, что я стану вашей любовницей? – процедила она с презрением в голосе.

Пьер улыбнулся.

– Уже стала. – Эти слова прозвучали для него музыкой. – Давай, раздевайся.

– Нет.

– Раздевайся, не то я сам сорву с тебя платье.

– Я буду кричать.

– Валяй! На служанку можешь не рассчитывать, она из моих людей.

Тут Пьер пихнул Луизу, и та упала на кровать.

– Пожалуйста, не надо! – взмолилась она.

– Ты ведь даже не помнишь! – прорычал он. – «Даже в Шампани юнцов учат слушаться господ» – вот что ты мне сказала, двадцать пять лет назад!

Она уставилась на него, недоверчиво и испуганно.

– И за эти слова вы наказываете меня вот так?

– Раздвигай ноги! – прошипел он.

9

Позднее, шагая по направлению к особняку де Гизов, Пьер чувствовал себя так, словно только что выбрался из-за пиршественного стола, – насытившимся и даже слегка переевшим. Ему доставило несказанное удовольствие унизить аристократку, но в ее покорности был некий перебор. Он не сомневался, что вернется к ней, но не сразу, лишь через несколько дней. Пусть успокоится, слегка воспрянет – такую еду надо вкушать вдумчиво.

В своей приемной в особняке он обнаружил Ролло Фицджеральда, англичанина, которому сам дал вымышленное имя Жана Ланглэ.

Пьер разозлился. Ему хотелось провести часок-другой в одиночестве, насладиться содеянным, утихомирить взбудораженный рассудок. А вместо этого опять дела!..