структуралисты. Между тем нет ни одного понятия или положения, составляющего золотой фонд современной семиотики, но известных уже средневековым схоластам – даже представлением материала в таблицах или схемах. Семиотика как замена семантики есть попытка заменить уровень мыслимого знаками о мыслимом. Это – современная форма символизма, которая рядится в понятийные формы.

Особый интерес Якобсона к семиотике Пирса известен; это важный момент в творческом развитии ученого.

Пирс установил три знаковых типа: index, icon (образ) и symbol (Peirce 1955: 104). Два первых построены на фактической связи между означающим и означаемым (вектор знак – вещь), но индекс отсылает от означающего к означаемому (к вещи) в силу фактической смежности между обоими (метонимия), а образ-икона отсылает от обозначающего к обозначаемому в силу фактического сходства между обоими (метафора). В то же время символ

«построен не на фактической, а на предписанной, условной, выученной связи между обозначающим и обозначаемым»

и отсылает от обозначающего к обозначаемому

«в силу предписанной условной смежности между ними»

– это не «предмет» (как индекс или образ), а лишь обрамляющий закон (frame-law), который дает место разнообразным фактическим контекстуальным применениям, так называемым репликам (occurences). Все языковые знаки (полагает сам Якобсон (Jakobson 1971: II, 510)) суть символы с элементами индекса и образа.

Сам Пирс связывал образ с прошлым («совершенно отображение уже состоявшегося»), индекс с настоящим («переживаемый опыт настоящего»), а символ с будущим («неопределенное будущее»). Только символ дает возможность предсказать будущее, и Якобсон согласен: в этом

«лежит суть науки о творческой мощи языка вообще и поэтического в особенности».

В согласовании этой позиции Пирса с материалом исследуемых языков и состояла работа Якобсона в области семиотики. Не нуждается в специальном упоминании связь индекса, иконы и символа с содержательными формами концепта, которым все они вполне соответствуют, а именно: понятие, образ и символ.

Первоначально Якобсона поразило утверждение Пирса о том, что

«мы думаем только при помощи знаков. Эти создаваемые в уме знаки имеют смешанную природу. Их символические составляющие называются понятиями»;

каждый знак

«замещает собой нечто, придерживаясь некоторой идеи, которую он производит или изменяет» (Пирс 2000: 92 и 14).

Так выстраивается семантический треугольник, состоящий из предмета («нечто»), идеи и собственно знака.

Вообще,

«в кантовском понятии синтетического единства преобладает идея Троичности»

в ее «тотальности» (там же: 12): Пирс показывает, что «модус сущего троичен» как суждение, в котором субъект выражает волю, связка обозначает событие, а предикат обоснует факт: такова мысль (там же: 23). В терминах Пирса заметно движение к концептуальной «тотальности»:

«Первое есть начало, второе – завершение, третье – середина. Второе – это цель, третье – средство» (там же: 13 – 14).

Фразу можно читать богословски как соединение ипостасей Троицы, но и феноменологически – как представление образа (первое), символа (второе) и понятия (третье). Пирс различает феномен как сущность, направленную через себя на себя же, и явление как сущность, направленную через себя на иное сущее (т.е. на сущность как таковую). Логически строгое определение позволяет увидеть за феноменом ту категорию, которую византийские богословы именовали Софией, а русские философы стремились познать ее как образное понятие (символ).

Справедливо отмечено, что

«философские позиции семиотики так никогда и не обрели полной четкости, колеблясь в пространстве между номинализмом и реализмом» (Хоружий 1994: 127);

Алексей Лосев критиковал семиотику за намеренное избегание философского анализа (Лосев 1982: 243). И то и другое составляет позицию феноменологизма.

Из многих работ по семиотике отметим некоторые, взяв их в качестве примера как особенно рекламируемые (следовательно, типичные) образцы. На работах Ю.Μ. Лотмана удобно показать феноменологическую подмену семантики семиотикой.

7. История культурологии

Философски эклектичный, но профессионально эрудированный и очень активный исследователь, Ю.Μ. Лотман успел многое сделать, оставил после себя интересные и содержательные исследования, которые все вместе и показывают типично феноменологический подход к исследованию (нас здесь интересующих) языка и текста. Изложение ведется по кн. (Лотман 1992) с привлечением других работ.

Общие принципы тартуско-московской семиотики представлены в следующем виде: изофункционализм и изоморфизм научного знания, всех наук и искусств одного времени (есть ядро и периферия); знак как первоэлемент всякой семиотической системы (закон Пирса – Морриса) и сведение слова к знаку; типология четырех культур в зависимости от функции знака в синтактике и семантике (Лотман 1970: 17 сл.):

Семантика Вне семантики Синтактика Идеи историзма и «действительности» начала XIX века Никакого символизма, практический мир начала XVIII века Вне синтактики Древнерусский символизм Отрицание знаковости, реальность вещи в эпоху Просвещения

Соотношение типов культур показано на случайных примерах типологически: историческая (причинно-следственная) последовательность может быть иной, но она не интересует типологов. Разрушение старорусского символизма и движение от «образной системы» петровских времен к «понятийной системе» середины XIX века подготавливало смену русской культуры на новую символическую в начале XX века.

Семиотическая система понимается как состоящая из «абстрактных клеток» элементов, которые могут дробиться до бесконечности (слово – морфема – фонема – различительный признак [частица]); семиосфера имеет диахроническую глубину, поскольку обладает памятью, но это – не время, и мир предстает как структура: время-пространство есть только пространство, априорные формы сознания сведены к геометрии пространственного размещения в пределах системы-структуры; такой взгляд на знак исходит из знания и направлен на идею (нео-концептуализм), почему и утверждается тождество слово-вещь, что, в свою очередь, вызывает представление о семиотике культуры как просто об определенном объеме информации (культура как порождение, обмен и накопление информации). Избыточность такой информации порождает устойчивые клише и фикции не-культуры, что увеличивает энтропию и ведет к новому хаосу.

Ясно, что и

«сознание без коммуникации невозможно. В этом смысле можно сказать, что диалог предшествует языку и порождает его» (Лотман 1992: 19).

Равным образом и «Текст» в семиотическом смысле есть основное понятие современной культуры («культурный текст» в «парадигме культуры»), а культура предстает как совокупность потенциальных текстов (там же: 68). Раньше Лотман (1970: 7) утверждал, что культура – система знаков и языка, т.е. говорил о культуре как сумме не только текстов, но и «грамматик» (правил, законов):

«В первом случае правильно то, что существует, во втором – существует то, что правильно» (там же: 36)

(гегельянские мотивы).

В преобразованиях культурных парадигм более важным моментом признается конец, чем начало (там же: 52); каузальные и