Там правда — для всех едина.

Там, если враг — то открытый,

А если друг — то навек.

Но есть утешенье, как будто

Последний патрон в обойме,

Последняя горькая радость,

Что был до конца он прав.

И вот потому над планетой

Шагает наш барабанщик,

Идёт он, прямой и тонкий,

Касаясь верхушек трав…

1972 г.

Без третьего куплета песня была включена в фонограмму фильма «Жили-были барабанщики», 1980 г., кроме того, несколько изменённый вариант использован автором в романе-трилогии «Голубятня на жёлтой поляне», 1983 г. В отряде «Каравелла» песню всегда поют полностью — все четыре куплета.

Там, где у цветов головки

Лепестками ветру машут,

Маленький кузнечик Вовка

Жил да был среди ромашек…

Не был Вовка музыкантом,

Хоть трещал, не умолкая.

Вовка был работник-плотник —

Строил дачи и сараи.

Он пилой работал ловко,

Молотком стучал о доски:

Строил он мосты и лодки,

И газетные киоски…

…Но однажды на поляне

Приземлился злой обжора,

Очень страшный и нахальный

Воробей по кличке Жора.

Чёрные жуки-монахи

Проявили вмиг сноровку,

И позеленели в страхе

Даже божии коровки.

Только зеленеть и плакать —

В этом очень мало толку,

И кузнечик Вовка в лапу

Взял сосновую иголку…

Очень-очень громко стонет

Бедный одноглазый Жора.

Больше воробьиха Соня

Не дождётся ухажёра…

Если ты врагом замечен,

Не беги назад ни шага.

Даже если ты — кузнечик,

У тебя должна быть

шпага.

1973 г.

Из романа «Мальчик со шпагой». Вошло в книгу не полностью. Строчки про воробьиху Соню редактор изъял из «педагогических соображений».

Тяжёлый толчок и вспышка у глаз,

И злая капля со лба…

Он вдруг покачнулся и медленно лёг

Средь огненной темноты.

Вперёд укатился и на бок упал

Красный его барабан.

Его

Потом, средь весенних трав,

Ни разу не видел ты?

А может, мальчишка не был убит,

А просто на миг прилёг?

А дальше — поднялся, догнал друзей

И снова пошёл — туда,

Где в низкой ночи среди звёзд рябых

Горела, как уголёк,

Над чёрными травами — впереди —

Его большая звезда…

Пока ещё в мире живы враги —

Атакам не кончен счёт…

Друзья удивились: «Ты не погиб?» —

Сказал он: «Ну вот ещё!»

И всё-таки в травах или хлебах,

В клевере или ржи

Лежит у заросшей межи барабан —

Тебя дожидаясь, лежит…

Из литературного альманаха «Синий краб» № 6, 1973 г. Стихи были написаны на тему картины Е. И. Пинаева «Упавший барабанщик», которую он подарил отряду «Каравелла».

* * *

У меня потерялся друг.

Я не знаю, кто виноват,

Но одно скажу — не совру:

Кто-то этому очень рад.

Получилось как в диком сне:

Был он рядом — за локоть возьми —

И вдруг канул, как в чёрный снег,

Стал за тысячи тысяч миль.

Я ключи от беды ищу,

Я хочу, чтоб она ушла,

А из тьмы на меня вприщур

Кто-то смотрит поверх ствола.

…Я бы бросился за тобой,

Страх и боль с души соскоблив,

Только надо не быть собой —

Надо сжечь свои корабли.

1974 г.

Пыльная герань на подоконнике.

Ночь бредёт пешком по лебеде.

Запахи лекарств в постылой комнате,

Как напоминанье о беде.

Человек лежит. Не спит, а мучится:

Сон не сон, а так, унылый бред.

Жухлая луна — беды попутчица —

Тихо кружит тени во дворе.

Эй, друзья… Ну, что ж вы не приходите?

Ваших голосов не уловить.

— Мальчик, ты не спишь? Хромают ходики.

Лучше их совсем остановить.

Слушай… Вдруг мне не дождаться дня?

Слушай, мальчик, позови коня.

За окном,

За серым подоконником

Побежит тропа в ночную тьму.

Там, за горизонтом бродят конники.

Позови…

Скажи, я поднимусь.

Ты не думай, я же не в бреду.

Ты им расскажи —

Они придут…

Скинута герань в окно разбитое.

Пусто в доме: тени да клопы.

В переулки, песнями забытые,

Разлетелся дробный стук копыт.

70-е гг.

С давних пор во всех морях и странах

Не видал никто таких картин:

Бродят в тёмно-синих океанах

Стаи бригантин и баркентин.

И никто-никто из нас не трусит,

Хоть плывём мы очень далеко.

Нас ведёт отважная бабуся

С толстою берёзовой клюкой.

Ходит бабка в старых мокасинах,

У неё в кармане «смит-вессон».

Надувает нашу парусину

Южный неустойчивый муссон.

Мачты содрогаются от крика,

Вдаль летят пиратские слова.

У бабуси от знакомства с гиком

Вся в могучих шишках голова.

На судах у нас нет места скуке,

Мы её берём на абордаж.

Есть у бабки три десятка внуков —

Самый развесёлый экипаж.

Все мы, внуки Бабушки пирата,

Тихие забыли берега.

Есть у нас в торпедных аппаратах

Кое-что для встречного врага.

Море закипает, словно брага,

Тучи наливаются свинцом,

Но сияет нам с пиратских флагов,

Бабушкино доброе лицо.

Середина 70-х гг.

На фрегатах паруса не поднимают —

Их спускают постепенно с длинных реев,

И корабль, почуяв ветер, оживает:

И дрожит, и рвётся в море он скорее…