Соловей за окном давно умолк, и в ночной тиши безмолвно сверкали звезды. Павел перевернулся на спину, полежал немного, смотря куда-то вверх, на поддерживающие крышу стропила… или, скорее, взгляд его проникал сквозь крышу высоко-высоко, в космос.

Ну, вот оно! И здесь получилось. Библиотека, ага… Лишь бы Марсель не забыл, точнее, без его, Павла, опеки не поддался бы безоглядно сексуально-колдовским чарам своей красавицы подружки.

Полетт… Полина… старший следователь СК… боярышня, супруга, любимая!

Районная библиотека располагалась на самой окраине городка, в доме культуры строителей – вычурном, с колоннами и эркерами, здании, выстроенном сразу после войны в стиле сталинского ампира. Желтая, местами осыпавшаяся штукатурка, стенды с нарисованными гуашью афишами кинофильмов – «Подвиг разведчика» и «Кубанские казаки» – массивная, выкрашенная серебрянкой и доверху заполненная окурками, урна в виде перевернутого колокола, помятая, с обломанными ветками, сирень. Понятное дело – окраина. Чуть в стороне, в скверике, несмотря на довольно ранний для воскресенья час – еще не было и десяти – уже гужевалась компания молодых парней, куривших «беломор» и по очереди похмелявшихся бутылкой – одна на четверых – «Жигулевского» пива. Разговор в компашке шел интересный – о международных делах:

– А я вам говорю, клика Тито – это клика, и не фиг с ними дружить!

– Дак лучше бы с китайцами. Помните, раньше все песню пели – Москва – Пекин, Москва – Пекин.

– Русский и китаец – братья навек.

Покосившись на парней (к тому же вдруг почему-то показалось, будто мелькнула в кустах ненавистная очкастая физиономия комсорга Фунтикова – что было, конечно же, не так, ну с чего Фунтикову тут взяться?), Вадик потянул на себя массивную, с бронзовой ручкою, дверь, и вошел в полутемный холл с видневшимся напротив входной двери окном, забранным железной решеткой и выходившим в буйно разросшийся парк, который все ж таки, даже при минимальной фантазии, можно было бы назвать лесом. Местные детишки там собирали грибы – подосиновики, подберезовики, опята, а иногда, если хорошо поискать, попадались и белые. Кроме грибов в парке бурно росли и ягоды – смородина, малина, ежевика, впрочем, местечко – даже днем – считалось опасным, и не без основания – местные гопники чувствовали себя там довольно вольготно: дрались, пили дешевое вино и водку, гоп-стопничали на сельских ротозеев, а с наступлением темноты вполне могли затянуть в густые кусты и какую-нибудь залетную барышню, неосторожно рискнувшую пройти напрямик к железнодорожной станции.

Слева от окна находилась закрытая, ввиду раннего времени, касса, справа, на прислоненном к выкрашенной темно-коричневой густотертой краской стеночке колченогом стуле спала вахтерша, она же и уборщица, и ночной сторож – дебелая тетка неопределенного возраста, чем-то похожая на притомившуюся ведьму. Вот летала всю ночь на метле, а днем сморил сон… метла, кстати, стояла здесь же, рядом, в углу.

– Стоп! Куда? – живо проснулась вахтерша, едва только молодой человек попытался пройти мимо.

– В библиотеку, – как и положено комсомольцу, Вадик сперва ответил честно… а потом соврал: – Нам реферат писать задали. Тема: «Из искры возгорится пламя».

– Ишь ты, реферат, – недовольно пробурчала тетка. – Умные больно все стали.

– Так открыта библиотека-то?

– Вон, по лестнице вверх – проходи.

– Спасибо.

Поблагодарив, юноша поднялся по широкой, с балюстрадою, лестнице и дернул обитую кожзаменителем дверь с синей с белыми буковками табличкою – «Библиотека».

– Здравствуйте.

Сразу же у входа, преграждая проход к стеллажам, стоял большой конторский стол, обитый зеленым сукном, судя по виду, в не столь уж и далекие времена (при царском режиме) украшавший собой какое-нибудь солидное и тихое присутствие, а нынче вот, вынужденный терпеть на своей поверхности всякие там чернильницы-непроливайки, зачитанные до дыр книги и формуляры.

– Здравствуй, мальчик.

Окопавшаяся – иначе и не сказать – за столом библиотекарша показалась Вадиму родной сестрой вахтерши, столь же нелюбезной, неприветливой и даже чем-то внешне схожей. Одно лишь имелось отличие – длинный, похожий на перезрелую грушу, нос библиотекарши украшали очки в черной роговой оправе.

– А есть у вас что-нибудь про монголо-татарское иго и про Золотую Орду? – с места в карьер выпалил молодой человек.

Ремезов даже возликовал про себя – как здорово все получилось! Постараться только, сосредоточиться, и вот вам результат.

Он уже мысленно потирал руки в предвкушении книжечек… Однако не тут-то было!

– А ты, мальчик, у нас записан? – подозрительным тоном осведомилась библиотекарша. – Фамилия твоя как?

– Так я это… как раз и пришел записаться, – быстро выкрутился Вадим. – Вот… свидетельство о рождении принес.

– Давай, – хранительница знаний неожиданно сменила гнев на милость и даже соизволила чуть улыбнуться. – Сейчас, запишу тебя в формуляр… В школе какой учишься? Комсомолец? Молодец. Что почитать хочешь? Имей в виду, книги только на десять дней выдаются.

– Да мне бы про…

– Поняла – про иго. Вот тут, на стульчике, посиди, подожди… Уж погляжу, что есть.

Женщина – при более внимательном взгляде оказавшаяся вовсе не такой уж старой и ничуть не уродливой, а чем-то даже и симпатичной, скрылась за стеллажами. Пока она там искала, юноша с любопытством разглядывал старые, развешенные вокруг стенгазеты – новогодние, с праздником Великого Октября, с Первым мая… Некоторые были вполне ничего себе нарисованы, а иные – так себе, мазня мазней, он, Вадик, нарисовал бы и лучше.

Пока Вадим (а вместе с ним и незримо присутствовавший в сознании молодого человека Ремезов) скучал в ожидании заказанных книг, некто по имени Фунтиков, пухленький и нескладный, в забавных роговых очочках и стрижечкой полубокс, задумчиво посмотрел на гопников… и опасливо попятился, подумав – как бы они его не заметили, не пристали. А еще подумал – а как же он вообще оказался здесь, на окраине у забытого богом клуба? Вот вышел из дома, собрался заглянуть на рынок, и вдруг… вдруг увидел Вадьку Ремезова, и зачем-то за ним пошел. Зачем? И сам теперь не знал. Хотя не-ет… Комсорг вдруг напрягся – словно бы что-то тяжелое прилетело откуда ни возьмись, ударило в голову… и одно чувство вспыхнуло с новой – стократною! – силой, засвербило, и чувство это было – ненависть! Ненависть тупая, первобытная, гневная, такая, что не на жизнь, а на смерть. Вадьку нужно было убить – Фунтиков сейчас ощущал это очень четко, и пожалел, что не взял с собой нож… Хотя не нож, так деньги.

Ни капельки не похожий сам на себя – подтянутый, желчный и пылающий гневом – комсорг, вовсе не испытывая никакого страха, подошел к допившим пиво парням. Ухмыльнулся:

– Здорово, кореша.

– Здоровей видали! – парни удивленно переглянулись, а один – гундосый, в кепочке – цыкнув, сплюнул через выбитый зуб, едва не угодив Фунтикову на брюки. – Чего тебе, шкет?