– Деревья! – сказал я Ланту.

Он понял с одного слова и, увязая в снегу, бросился к большой сосне. Ветки начинались высоко от земли. Я подсадил его и полез следом. Для городского щеголя он карабкался не так уж плохо.

– Выше! – крикнул я, и он полез, зарываясь в трухлявую кору пальцами ног в чулках, цепляясь руками изо всех сил, пока не добрался до толстой ветки.

– Подвинься, – попросил я, и он опять послушался.

Будь медведь помоложе или поменьше, нам бы несдобровать. Но он был большой и старый. Он попытался забраться следом, но только ободрал когтями кору. Тогда он стал трясти ствол, наваливаясь на него всем своим немалым весом. Убедившись, что до нас ему не добраться, зверь обратил свою ярость на палатки. С моей он расправился одной левой. Он рвал ее когтями, тряс, рылся внутри в поисках еды, потом снова взревел, увязнув в ткани злосчастным зубом. Когда медведь отошел от останков моего убежища, на плечах у него красовался воротник из парусины. Он принялся за палатку Элдерлингов, и я отвернулся, не в силах смотреть на это.

– Из чего она сделана? – услышал я удивленный голос Ланта и отважился взглянуть.

Медведь повалил палатку и запутался в ней. Он катался по земле, сражаясь с неподатливой тканью. Казалось, драконы, змеи и медведь сплелись в клубок. Наша все еще тлеющая жаровня, постели и прочая поклажа оказались снаружи. Медведь пытался рвать ткань когтями, но, насколько я мог видеть, она не поддавалась.

– Так у нас ничего не останется! – завопил Пер со своего дерева.

– У нас останутся наши жизни! – крикнул я в ответ. – Сиди смирно, парень!

Похоже, в конце концов медведь решил считать палатку побежденной и вернулся к нашим съестным припасам. Он рылся в них, разбрасывал и портил еду, яростно ревя от боли. Я злился, но не мог не посочувствовать ему. Этому зверю не дожить до лета, и смерть для такого старика будет нелегкой.

Но когда он добрался до моего мешка и вывалил на снег драгоценные тетрадки Би, я заорал от боли утраты и рванулся было сползти вниз по стволу. Лант ухватил меня за воротник.

– Нет, – сказал он.

– Пусти!

– Попробуй последовать совету, который дал своему конюху. Не стоит отдавать жизнь за вещи, как бы дороги они тебе ни были.

Он не очень крепко держался на ветке, и на мгновение в порыве ярости я чуть не сбросил его в снег. Но я только уперся лбом в ствол, и меня вдруг затрясло от чувства стыда и утраты. Лант продолжал держать меня за шиворот, опасаясь, должно быть, что я просто разожму руки и упаду. Но я держался. Я цеплялся за дерево, а волны боли захлестывали меня вновь и вновь. Проклятое горе не желало оставлять меня, оно подкарауливало в засаде и всякий раз, пробуждаясь, укладывало на обе лопатки. Тетради – это просто тетради, это не моя крохотная дочурка. И свечи, разбросанные по снегу, словно куски слоновой кости, это не моя Молли. Но это – все, что осталось мне от дочери и жены.

Откуда-то издалека донесся зов Силы, словно кто-то осторожно тянул меня за рукав:

Фитц? Ты жив?

Да, – ответил я Дьютифулу, преодолевая отупение. – Не то чтобы это меня радовало, но я жив.

Опасность? – Его мысли доносились до меня едва ощутимой струйкой, как дым, тающий на ветру.

Я опустил стены, только теперь сообразив, что возвел их, чтобы защититься от бормотания камней площади и дороги Силы. Сила быстра, как ветер. Через мгновение король уже знал все, что с нами приключилось.

Я могу прислать вам кого-нибудь на помощь. Я могу… – Что бы он ни собирался сказать, его слова развеялись по ветру.

Нет. Не надо никого слать. Нам придется пойти следом за Шутом. – Я что было сил метнул эту мысль в него, но так и не понял, услышал он меня или нет.

Решение, над которым еще минуту назад я даже не задумывался, теперь казалось очевидным. Как только медведь уберется восвояси, мы соберем, что уцелеет, из наших пожитков и отправимся в Кельсингру. Если Шут и Спарк сумели попасть туда, им наверняка требуется помощь. Если они пропали, я буду знать, что их уже нет. Оставалось только надеяться, что красная драконица не поджидает нас у камня с той стороны.

Старый медведь, должно быть, голодал уже несколько дней. Решив, что на нас можно не обращать внимания, а если что, он легко с нами разделается, зверь вплотную занялся разграблением наших припасов. Мы взяли с собой не так много еды, чтобы он мог насытиться, но он продолжал рыться и вынюхивать. Попытка полакомиться сыром, должно быть, укоротила и без того недолгий оставшийся ему срок. Он то и дело прерывался, ревел от боли и лез лапой в пасть, пытаясь избавиться от зацепившегося за гнилой зуб куска ткани. Мы сидели на ветках, дрожа, не в силах ничего сделать, почти до полудня. Он вспорол огромный мешок, который приволокла Спарк, и разбросал по снегу пестрые юбки, шали и нижнее белье. В мешке Шута оказалось собрание диковинных вещиц, прямо клад лудильщика. Наконец медведь убедился, что больше у нас нет ничего интересного, и пошел прочь. По тому, как лениво он удалялся, я понял, что старая площадь находилась на его территории. Он наверняка еще вернется.

Выждав некоторое время после того, как медведь скрылся из виду, мы, совершенно уже закоченевшие, решились слезть с деревьев.

– Пер, посмотри, не осталось ли тлеющих углей в каком-то из костров, и попробуй разжечь огонь. Лант, давай попытаемся спасти, что сумеем.

Первым делом я бросился искать тетради Би. Повседневный дневник я нашел, а вот тетрадка со сновидениями пропала. Дневник сохранился лучше, чем я опасался. Он был весь в снегу, но кожаный ремешок, скреплявший листы бумаги, остался цел. Я осторожно отряхнул дневник от снега, стараясь не растопить снег руками, чтобы не намочить страницы. Но вообще из того, что лежало у меня в заплечном мешке, мало что уцелело. Из четырех свечей осталось только три. Я шарил в снегу голыми руками до тех пор, пока пальцы не онемели. Тогда я наконец смирился с поражением. Конечно же, мне еще повезло, что медведь не сожрал все свечи. Его наверняка привлек их цветочный аромат и запах пчелиного воска. Оторвав от палатки кусок парусины, который медведь не обслюнявил, я завернул в него свои сокровища. Сердце мое обливалось кровью при мысли об утере второго дневника Би. Медведь далеко разбросал вещи, и я тешил себя надеждой, что еще сумею отыскать тетрадь.

Что хуже – ходить по снегу босиком или в мокрых носках? Пер предпочел босиком, и мне оставалось только удивляться его выносливости. Он собрал уцелевшие угольки из жаровни и головни из большого костра и стал разводить новый. Огонь уже начал разгораться.

– Сложи костер побольше, – сказал я.

Если старый медведь вернется, горящие ветки будут против него лучшим оружием.

Мы с Лантом работали быстро. Мы подобрали и отряхнули палатку Элдерлингов – к моему изумлению, яркая ткань совсем не пострадала. Из прочего мало что уцелело, но мы собрали, что смогли. Мечи мы оставили воткнутыми в снег у костра, хотя и понимали, как мало будет от них проку, если хищник вернется. Расстелив палатку у костра, мы стали искать и подбирать то, что могло пригодиться, – котелки, кружки, одежду, кошельки, ножи. Как только нам удалось отыскать сухие сапоги и носки, мы обулись, а потом завернулись в плащи и надели перчатки.