Еле слышные звуки, самые разные: потрескивают кожаные сиденья, капает вода у меня с рукава.

– Не можешь водить? – переспросил я в напряженной звенящей тишине.

– Ну, могу, – запальчиво. – Умею! Я… – Он завел мотор, уперся рукой в спинку моего кресла, стал сдавать задом. – Ну а как по-твоему, зачем мне водитель? Думаешь, я такой модный? Нет. У меня, – он поднял указательный палец, – есть судимость. За вождение в пьяном виде.

Я закрыл глаза, чтоб не видеть обмякшей окровавленной кучи, мимо которой мы проехали.

– Поэтому, как ты понимаешь, если нас остановят, меня пробьют по базе, а нам этого совсем не нужно. – У меня так трезвонило в ушах, что я его почти не слышал. – Ты будешь мне помогать. Гляди за указателями, следи, чтоб я на полосу для автобусов не выехал. Дорожки для велосипедистов тут красные, по ним тоже ездить нельзя, так что на них посматривай тоже.

Мы снова выехали на Овертоом, поехали в центр: “Замки, Sleutelkluis”, Vacatures, Digitaal Printen, Haji Telecom, Onbeperkt Genieten[76], арабская вязь, полосы света – как в ночном кошмаре, я вечно буду ехать по этой гребаной дороге.

– Так, надо помедленнее, – мрачно сказал Борис. – Trajectcontrole[77]. Помогай мне, следи за знаками.

На манжете у меня – пятна крови. Огромные, яркие капли.

– Trajectcontrole. Это значит такая машинка, которая сигналит полицейским, если ты превышаешь. Они тут ездят в гражданских тачках, таких тут очень много, и они так долго за тобой могут ехать, пока не остановят, хотя нам везет – сегодня в эту сторону машин мало. Наверное, из-за выходных, из-за праздников. Но тут и район такой – праздник к нам не приходит, понимаешь? До тебя дошло, что случилось-то? – спросил Борис, тяжело дыша, он шумно выдохнул, почесал нос.

– Нет, – это кто-то другой говорит, это не я.

– Короче – это все Хорст. Эти парни, они оба Хорстовы. Фриц – может, вообще единственный человек в Амстердаме, кого он вот так быстро мог сорвать с места, но Мартин – ёб твою мать! – Он говорил очень быстро, сбивчиво, так быстро, что едва выговаривал слова, взгляд у него был пустой, невидящий. – Да кто ж знал, что и Мартин здесь? Знаешь, где Мартин с Хорстом познакомились? – спросил он, искоса глянув на меня. – В психушке! В навороченной психушке, в Калифорнии! В “Отеле «Калифорния»”, как Хорст любил шутить! Это еще тогда было, когда Хорстовы родные с ним общались. Хорст там от наркоты лечился, но вот Мартин – Мартин там сидел, потому он по правде, по-настоящему чокнутый. Из таких, знаешь, чокнутых, которые глаза людям выкалывают. Я видел, как Мартин творил такое, о чем вообще вспоминать не хочу. Я…

– Рука твоя… – Ему было больно, в глазах блестели слезы.

Борис поморщился.

– Нее. Фигня. Пустяки. А-ай! – Он задрал локоть, так чтоб я смог затянуть у него на руке провод от телефонной зарядки: я выдернул его из гнезда, дважды обернул вокруг раны, затянул так туго, как только смог. – Умничка. Это поможет. Спасибо! Но вообще не стоило. Меня зацепило просто… синяк, ничего серьезного, наверное. Хорошо, что пальто такое толстое! Почистим рану – антибиотик, обезболивающее, – и буду как новенький. Надо… – Его передернуло, он глубоко вздохнул. – Надо найти Юрия и Вишню. Надеюсь, что они прямиком в “Блейке” поехали. И Диму, Диму надо тоже предупредить насчет бардака у него в гараже. Он не обрадуется – копы понаедут, проблем выше крыши, но все будет выглядеть как случайная разборка. Его никак не привяжешь.

Мелькают фары. В ушах стучит кровь. На дороге было почти пусто, но я дергался от каждой проезжавшей мимо машины.

Борис застонал, провел ладонью по липу. Он говорил что-то, взволнованно, торопливо.

– Что?

– Говорю – бардак полный. Никак сообразить не могу, – говорит отрывисто, голос срывается, – потому что я вот о чем думаю – может, я конечно, не прав, может, я, конечно, параноик – ну а вдруг Хорст все знал? Знал, что Саша спер картину? Ну а Саша вывез картину из Германии и пытался за спиной у Хорста получить под нее денег. Потом все сорвалось, Саша запаниковал – ну и кому еще-то он мог позвонить? Это я, конечно, вслух рассуждаю, может, Хорст и не узнал бы никогда, если б Саша не повел себя так тупо и легкомысленно… Да что ж за сраное кольцо! – вдруг вскрикнул Борис. Мы выехали с Овертоом и кружили по кольцевому съезду. – В какую сторону ехать? Включи навигатор!

– Я… – Я потыкал в кнопки: непонятные слова, меню не разобрать, Geheugen, Plaats[78], я повернул ручку, другое меню, Gevarieerd, Achtergrond[79].

– Черт. Ладно, попробуем сюда. Господи, еще бы чуть-чуть и… – сказал Борис, свернув слишком быстро, чуть виляя. – А ты кремень, Поттер. Фриц – Фриц был почти в отключке, чуть ли носом не клевал, но вот Мартин, господи боже! А ты-то?.. Такой храбрый! Ура! Я про тебя и думать забыл. А ты – вот он! И что, до этого ты ни разу не стрелял?

– Нет.

Мокрые, черные улицы.

– Я тебе сейчас что-то смешное скажу. Но это – комплимент. Ты стреляешь, как девчонка. А знаешь, почему это комплимент? Потому что, – говорил он, захлебываясь, с горячечной невнятностью, – если вот опасная ситуация, и у нас есть мужчина, который не умеет стрелять, и женщина, которая не умеет стрелять? В таком случае, как говорил Бобо, у женщины больше шансов попасть. Мужики – что? Они фильмов насмотрелись, хотят казаться крутыми, быстро заводятся и палят не глядя… Черт! – вдруг воскликнул Борис и ударил по тормозам.

– Что такое?

– Вот этого нам не надо.

– Чего нам не надо?

– Тут выезд перекрыт.

Он включил задний ход. Сдал назад.

Стройка. Заборы, за ними – бульдозеры, пустые здания, окна затянуты синим пластиком. Горы труб и цементных блоков, голландские граффити.

– И что нам теперь делать? – спросил я.

В машине стояла мертвая тишина, мы свернули на какую-то улицу, где, похоже, вообще не было фонарей.

– Ну, моста тут нигде рядом нет. А там тупик, так что…

– Нет, я спрашиваю, что нам-то теперь делать?

– Насчет чего?

– Я… – Зубы у меня стучат так, что я едва могу говорить. – Борис, нам пиздец.

– Нет! Совсем нет. Револьвер Гроздана, – он неуклюже похлопал себя по карману, – я выброшу в канал. На него не выйдут, а значит, и на меня тоже. А так, больше и связи никакой. Пистолет мой? Чистенький. Без серийного номера. Даже шины на тачке – новенькие. Юрий их сегодня же и поменяет. Слушай, – продолжил Борис, потому что я все молчал, – не волнуйся ты! Все – окей! О-К-Е-Й! (еле двигая рукой, он один за другим растопырил четыре пальца).